Винил и Октавия: Университетские дни
Глава 8
Очнувшись в настолько необычном положении вдали от привычной обстановки, такая пони, как Октавия, начала бы, запинаясь, оправдываться и смущенно смеяться. Но если ее сонный мозг и был на чем-то сосредоточен, то только на отдыхе. Когда виолончелистка проснулась в незнакомо ощущавшейся кровати, она лишь широко зевнула и попыталась продолжить отдых. Тем не менее, отведенное ей на сон время было исчерпано, и чем дольше пони держала глаза закрытыми, тем больше они хотели распахнуться. Чувства потихоньку возвращались к ней, пробуждаясь из крепких и теплых объятий сна. Слыша звуки большого города, пробуя на вкус несколько смятых шерстинок, заставивших ее отвращенно шмыгнуть носом, чувствуя запах пота, остроты и алкоголя, касаясь теплой подушки рядом с собой, видя...
Белую единорожку спавшую в обнимку с ней.
Октавия навсегда запомнит этот момент, как будто бы увидела паука бегущего по полу, от которого захотела резко отпрыгнуть в сторону и заорать на всю квартиру, однако правда была гораздо менее пугающей.
– О, Селестия, – прошептала она.
Очки Винил были надеты криво, разоблачая ее закрытые глаза второй раз на памяти виолончелистки.
“Память...”
События недавней ночи мигом пролетели перед глазами Октавии, окончательно выведя кобылку из сонного оцепенения.
Посмотрев на единорожку, не прятавшуюся более за очками, Октавия не смогла не хихикнуть над ее растрепанным видом. Сев на кровати, она протянула копыто и неуверенно смахнула прядь синих волос с лица диджея. С абсолютно независимой и объективной точки зрения Винил была довольно милой.
Набравшись смелости, Октавия сняла очки с кончика ее носа, оставив лицо белой пони полностью неприкрытым. Мягко дыша, Винил создавала атмосферу открытости вокруг себя, чего виолончелистка раньше не замечала.
Это была она.
Только она.
В своем собственном доме, полностью беззащитная, без масок и без фиолетовых темных очков, за которыми можно было бы спрятаться.
Винил Скретч.
У Октавии дух захватило от такого вида. Если бы только она могла рисовать, если бы только она могла запечатлеть эту картину раз и навсегда. Но какая-то часть нее понимала, что, зарисовав этот момент, она развеет все, что делает его особенным. Так что виолончелистка решила сделать лучше: полностью отдаться этому чувству. Она позволила всплеску эмоций пройти через все ее тело и наполнить воздух вокруг. Это был их момент, момент который никто не мог заглушить или отобрать. Единственное и неповторимое ощущение, которое-
Динь-динь.
– Да ради всего святого-, – прошипела Октавия, вытряхивая телефон из седельной сумки, которая все еще была на боку.
Клик.
– Неужели я не могу хоть немного побыть наедине со своими мыслями? Кто это? Что вам нужно?
– Это так в университете тебя учат разговаривать с матерью?
Челюсть земной пони резко отвисла, и кобылка быстро перебралась через Винил, встав на пол. Что интересно, диджей даже не пошевельнулась:
– М-мама? Ох, нет, мама, прошу прощения. К-как дела? – судорожно смотря по сторонам, она искала свою бабочку, прежде чем вспомнила, что оставила ее дома. Будучи полностью раздетой, взъерошенной и сонной, она чувствовала себя настолько не подготовленной к беседе с матерью, насколько это было возможно.
– Убереги меня от этих бессмысленных любезностей, Октавия. Мы обе знаем причину моего звонка, – голос на другом конце линии звучал таким же суровым и властным, каким кобылка его запомнила.
Виолончелистка печально посмотрела на свою спящую подругу, но другого выбора не было. Если Винил проснется во время этого телефонного разговора, он добром не кончится:
– Б-боюсь я не знаю причины. Что-то не так?
– Что-то определенно не так. Я говорила со своим знакомым, который работает в университете. Он садовник, седой и упитанный жеребец.
Скользнув за дверь и тихо прикрыв ее за собой, Октавия быстро спустилась вниз по лестнице:
– Это все конечно интересно звучит, мама, но какое отношение он имеет ко мне?
– Когда ты настояла на том, чтобы жить в одной из этих хибар, я знала, что должна предпринять меры предосторожности. Ты все еще слишком наивна и доверчива, несмотря на весь свой талант. Садовнику было дано новое поручение: следить, чтобы ты каждую ночь возвращалась домой.
Октавия распахнула входную дверь дома и уставилась на первого же пешехода, молодого школьника, который сразу же сменил направление:
– Ты шпионила за мной?! – воскликнула она, напугав кобылку, ждущую повозку на остановке.
– Не делай из мухи слона. Кобылки твоего возраста часто могут отвлекаться на такие глупые вещи как любовь или дружба. Это всего лишь инструменты, которые ты можешь использовать для своей выгоды, не более.
Октавия ускорила шаг по направлению к университету. К ней наконец пришло понимание, насколько нелегкий путь приходилось преодолевать Винил по пути на очередную пару, но даже эта мысль не могла заглушить ее ярости:
– Не могу поверить! То есть та речь про независимость и “жизнь на собственных четырех копытах”, которую ты озвучила мне в день отъезда, была абсолютно бессмысленной, так?
– Опять ты начинаешь все драматизировать и еще удивляешься, почему я так внимательна к тебе. Ты не такая самостоятельная, какой хочешь быть, Октавия, и звонок от садовника тому подтверждение. Ты не вернулась домой после своей ранней утренней экскурсии.
Виолончелистка едва сдержалась, чтобы не перейти на крик:
– Он следит за мной, когда я сплю?!
– Конечно же нет, не глупи. Он просто смотрит записи с камер видеонаблюдения каждое утро. А теперь объяснись. Ты провела ночь в чужой постели? – Октавия отчетливо представляла пронизывающий взгляд по ту сторону линии.
В ее сдавленном смешке было заметно отчаяние:
– Я-я не понимаю-
– Ты прекрасно все понимаешь. Скажи мне правду.
– Я... да, провела, но это не то, что ты-
– Октавия! После всего чему я тебя учила, ты делаешь что-то подобное всего через пять недель!
– Клянусь, я не... она просто моя подруга, я помогала ей-
– Она? – на линии воцарилась опасная тишина. Ошарашенный вздох искривил голос матери. – Ты говоришь то что я думаю ты говоришь, юная леди?
– Она напилась и потерялась в городе, я помогла ей добраться домой, и она предложила переночевать у нее, но мы не делали ничего такого, клянусь! – выпалила Октавия, игнорируя удивленные взгляды прохожих.
– Ты уверена?
– Да, я уверена!
– Значит ты не...
– Н-нет, кляну- Поверь мне, я не такая!
– Хорошо. Хоть чему-то мне удалось тебя научить. Тем не менее, я очень в тебе разочарована. Не рискуй так своей безопасностью, особенно ради развязных пьяниц, – с упреком сказала мать.
– Она не развязная. Она моя подруга, – тихонько ответила Октавия с опаской. – Моя первая подруга.
Удовлетворение от тишины было недолгим:
– Ха. Посмотрим, сколько это продлится. А теперь будь хорошей кобылкой и иди на занятия.
[ВЫЗОВ ЗАВЕРШЕН]
Октавия резко закинула телефон обратно в сумку, дабы со всей силы не швырнуть его об асфальт. И каждый разговор с этой невыносимой пони заканчивался именно так! Постоянные оскорбления и упреки, тот лоскуток самостоятельности и независимости, что достался ей полтора месяца назад, был разорван в клочья за какую-то пару минут, выставляя Октавию глупой маленькой кобылкой.
Слезы уже грозились политься по ее щекам, когда она махнула копытом первой встречной повозке. Не успела она забраться внутрь, как одна из них капнула на пол, и кобылка попыталась смахнуть слезы прочь.
Извозчик обернулся, заглянув внутрь. Повозка была маленькой, двухместной и не имела крыши:
– Куда путь держим, дорогуша? – протянул он.
– Западный Мэйнхеттанский университет, пожалуйста, – тихонько всхлипнула Октавия.
– Поехали. Прошу прощения, у вас все в порядке? – беспокойство в его голосе растопило сердце кобылки. Она должна напоминать себе время от времени, что не все пони такие плохие.
Октавия неубедительно улыбнулась ему:
– Со мной все хорошо. Но спасибо, что спросили.
Он кивнул и быстро отправился в путь. Они двинулись вперед по дороге, вслушиваясь в шум большого города, в его болтовню и возгласы, смех и злость, и чем внимательнее Октавия слушала, тем быстрее грусть покидала ее. Вокруг было так много пони со своими проблемами и переживаниями, и все они, наверняка, были гораздо серьезнее, чем ссора с матерью. Взгляд на ситуацию со стороны был именно тем, что в итоге привело Октавию в чувство.
Глубоко вздохнув, пони коснулась своих век и попробовала причесать гриву. Ей нужно будет принять душ и привести себя в порядок, но пока сойдет. Внезапно, Октавия поняла, что не взяла с собой ни единого бита.
– Сэр? Прошу прощения, но, кажется, я забыла взять деньги, – сказала она виновато.
Маленькая повозка не остановилась ни на секунду:
– Тогда вам повезло, что я неравнодушен к чужим слезам. Платить не надо.
А вот это было действительно неожиданно. Перед ней был очень добрый и благородный пони, но он попросту тратил свое время, вместо того чтобы зарабатывать:
– Нет, я не могу вам позволить этого. Остановитесь, оставшийся путь я пройду пешком.
– Неа, вы насладитесь бесплатной поездкой.
– Вы уверены? Вы бы могли подвезти кого-нибудь другого в это время.
– Дорогуша, если моя повозка поможет сбежать от источника ваших слез, оно будет того стоить, – его темно-коричневая шерсть заблестела от пота.
– Спасибо, – это все что она могла сказать. Такой внезапной щедрости в ее жизни, до этого момента, никогда не было. Жеребец ничего не получал от помощи ей, он не пытался купить, манипулировать или извлечь какую-либо другую пользу из этого. Он просто действовал из добрых побуждений в своем сердце.
Вот об этом мама ей никогда не рассказывала.
Боль.
Великая, ужасная, боль.
Лучи света пробивались сквозь закрытые веки, стуча и пульсируя о кости черепа в такт утреннему похмелью.
– Ни разу больше, – прохрипела диджей.
Она просто лежала, завернутая в кокон мучений, моля о чем угодно, что могло положить конец ее страданиям. Как водится, божества, в чьи обязанности входит помощь и поддержка выпивших пони, были заняты борьбой с собственным похмельем, и времени на какую-то там единорожку у них не было.
Часть нее хотела сесть прямо и заставить тело превозмочь боль одной лишь силой воли, но неприятное ощущение в горле подсказало, что идея была обречена на провал. Похоже, что единственным возможным вариантом было страдать дальше.
Где-то в глубине своей вялой головы, Винил задумалась о том, почему она никогда не пыталась найти заклинание, которое могло бы устранить (или полностью предотвратить) похмелье. Ответ оказался настолько очевидным, насколько и разочаровывающим. Когда Винил не напивалась, ей было все равно.
И так она стонала, и мычала, и молилась солнцу, пока ворочалась туда-сюда, пытаясь вдавить себя еще глубже в кровать. Вечность спустя Винил подняла голову. Еще пару вечностей спустя она уселась на кровать, удивляясь поворотной емкости своей комнаты. Наконец, она сползла с постели и шлепнулась на пол.
Перво-наперво, пони хотела найти свои очки. В конце-то концов, они были темными не без причины, и, когда единорожка надела их, свет заметно потускнел, а головная боль слегка уменьшилась. Следующим пунктом был душ, и она позволила теплой воде смыть с себя весь пот и грязь, что успели накопиться за эту ночь. Даже фиолетовые очки стали чище, поэтому, когда Винил вышла из душа, они сверкнули дьявольским блеском, который она так любила.
Постепенно мир перестал быть таким ужасным, и в него вернулась подобающая степень нормальности.
Винил услышала слабую вибрацию, и окинула взглядом комнату в поисках своего телефона. Он был среди бумаг, довольно навязчиво напоминая о себе.
[3 НОВЫХ СООБЩЕНИЯ]
Быть популярной – тяжелая работа.
{[Октавия]}
> Прости за мой уход, мне позвонила мама, и я не захотела будить тебя.
> Просыпайся, соня! :)
> Ты пропустишь свою вторую лекцию, если не поспешишь!
“Конские перья!”
Лекции! Университет! Все это никуда не делось, несмотря на ужасное начало дня.
Стоп, она же все равно не собиралась на занятия. У единорожки были дела поважнее...
Стоп, Октавия была здесь?!
“Слишком много вопросов! Мозг, заткнись!”
Диджей попыталась собраться с мыслями.
Где она была прошлой ночью? Шейди! Она пошла выпить с Шейди! Винил помнила, как пришла в бар, как смеялась и танцевала с парящим перед ней напитком и копытом жеребца на ее поясе, но это все. После, лишь размытые обрывки воспоминаний, центром которых был странный, но тихий и безмятежный голос:
– Ну же, пошли. Пора вытащить тебя отсюда.
Она начала шариться в своем телефоне, проверяя историю звонков. Как и ожидалось: единственный вызов около трех утра, который был сделан... Октавии.
– О, Селестия, надеюсь, я не сделала ничего тупого... – прошептала она. Какая-то часть Винил вспомнила содержание сообщений, прочитанных немного ранее.
Виолончелистка не выглядела сердитой... более того, во втором сообщении был радостный смайлик. Что бы это значило? Неужели случилось что-то... хорошее?
“Например?” – спросил ее внутренний голос.
“Ничего”.
Она продолжила размышления, перейдя, однако, к следующей проблеме.
Лекции! План! Если она поторопится, то все еще может успеть. Было слегка за полдень, сейчас у Октавии в самом разгаре Теория Музыки. Значит у Винил было чуть больше часа, чтобы дотащить все вещи до кампуса – в свою новую квартиру.
Время поджимает...
Проверка входящих сообщений стала у нее чем-то вроде вредной привычки. Ситуацию только усугубляла приболевшая преподавательница, невысокая и полная кобылка с парой слоев макияжа на лице, которая сопровождала каждое предложение сухим кашлем. Впервые виолончелистка пожалела, что сидела на первом ряду. Она не только попала в зону заражения микробами, но и ее привычка выглядела более постыдно.
Наверняка, подумала Октавия, ее воспринимали как нерадивую студентку, безотрывно глядевшую в телефон. Да, остальные тоже так делали, но все они сидели в глубине аудитории, вне зоны досягаемости преподавателя.
Все, что она хотела увидеть, так это небольшую вспышку света и большие буквы, сообщавшие ей что-
Бзззз.
Земная пони резко вытащила свой телефон.
{[Винил]}
> Хэй, я проснулась. Прости, если сделала что-нибудь глупое этой ночью, я мало что помню.
И всего одной смской все тревоги виолончелистки развеялись прочь.
> Наконец-то! Ты уже проспала половину второй лекции. И не волнуйся, ты ни чем отличалась, будучи выпившей.
{[СООБЩЕНИЕ ОТПРАВЛЕНО]}
“Теперь, я наконец могу сосредоточиться на записях”.
Взяв ручку в зубы, она окинула взглядом сногсшибающие, длинной в параграф каждая, подтемы, что были выведены на экран. На этой неделе они, по-видимому, изучали одного из величайших, но непризнанных композиторов в истории. По-крайней мере до момента их смерти.
Октавии казалось печальным, что их не принимали всерьез до того, как они покинули мир навсегда, но в то же время и вдохновляющим, ведь даже если ее музыка не была популярна при жизни, еще была надежда, что кто-то из будущих ценителей классической музыки заметит ее талант.
Но, какой бы занимательной ни была эта мысль, писать все равно было до невозможности скучно. Большую часть Октавия знала на зубок, и то, что земная пони по-быстрому записала, ей все равно не пригодилось бы именно по этой причине. Но она все равно продолжала, только чтобы отвлечься от остальных мыслей. Иногда подсознание может порядком раздражать.
Еще один беглый взгляд на экран телефона дал понять, что лекция уже подходила к концу, поэтому кобылка начала заранее собирать вещи. Как и ожидалось, на последних нескольких слайдах говорилось о том, что она и так знала. Да, его творчество по достоинству оценили только в прошлом году. Очевидно. Да, он был публично осужден музыкальными объединениями того времени. Все это знают. Единственное что Октавия не понимала в этом предмете, так это причину, по которой все думали, что она маленькая кобылка, взявшая смычок первый раз в своей жизни. Серьезно, если пони вообще смог поступить на этот курс, значит он хоть что-то знает о музыкальной теории и в частности о личностях, оставивших свой след в истории.
Вздохнув с облегчением, Октавия слезла со стула и ушла, когда лектор прокашляла свой путь через боковую дверь.
“Свобода!”
Улыбка, которая озаряла ее губы весь день, вернулась в полном объеме. Он был довольно напряженным, особенно после этого ужасного телефонного разговора с матерью, и хотя доброта извозчика сделала многое, чтобы облегчить ее муки, в голове земной пони еще долго будут витать отголоски той беседы.
К счастью, путь до дома был не долгим. Все здания были построены по типу многоквартирных новостроек: два этажа, каждый по шесть комнат, и по двое пони в каждой. В сумме одно здание вмещало максимум двадцать четыре студента, а в ее было всего семнадцать или около того.
Но это скоро изменится! Сосед по комнате может объявиться в любой момент.
Когда виолончелистка начала подниматься по ступенькам, она услышала приглушенные голоса наверху. Прежде, чем она успела подняться и разузнать в чем же дело, светло-синяя пегаска встала прямо перед ней, закрывая путь наверх.
– Привет! – сказала она дружелюбно.
– Ну, п-привет, – виолончелистка почувствовала себе немного неловко, но уже через секунду ее разум прояснился. – О, ты должно быть моя новая соседка?
– Неа! Я тут уже несколько лет живу, – ее светло-голубые глаза блеснули неподдельной радостью.
– Прошу прощения, не замечала раньше. Эм, ты не против, если я пройду? Сегодня был трудный день, – серая кобылка попыталась обойти пегаску, но тут же была остановлена шагом в сторону.
– Подожди! Сначала я должна спросить у тебя кое-что.
Уши Октавии дернулись от грохота на втором этаже. Самой последней вещью, которой ей хотелось бы заниматься, так это помогать другим пони с домашним заданием, но она решила запастись терпением.
– Как по буквам будет “отвлекать”? Весь день покоя не дает.
– О-т-в-л-е-к-а-т-ь, может тебе стоит посмотреть в словаре? – ответила она, делая шаг вправо от светловолосой пегаски, которая снова оказалась перед ней.
– Огромное спасибо! А что насчет “задерживать”? – эта улыбка начинала потихоньку бесить виолончелистку. Очередной стук, что донесся сверху, только раззадорил любопытство земной пони.
– З-а-д-е-р-ж-и-в-а-т-ь! Попрошу меня извинить-"
– А что насчет “препятствовать”?
– П-р-е-п-я-т-с-т-в-о-в-а-т-ь! Мне действительно-
– А “мешать”?
– Не хочу показаться грубой, но эти вопросы ты можешь с легкостью адресовать книге, которой не требуется сон. Пропусти меня, – приказала она, резко рванув вперед.
Двумя взмахами крыльев, кобылка вспорхнула с пути, позволив Октавии яростно пройти последние несколько шагов. В конце концов, она миновала холл и толкнула дверь в свою комнату, игнорируя призывы остановиться.
Куча картонных коробок и груда электронного оборудования.
Компьютер, расположенный поверх связки проводов на столе.
Диджейский пульт, стоящий посреди комнаты.
Белая единорожка, застенчиво выглядывающая из наполовину распечатанной картонной коробки.
– Эй, привет, соседка!