Винил и Октавия: Университетские дни
Глава 7
Из всех мест, в которых хотелось бы оказаться воскресным вечером, это явно не входило в десятку самых желанных.
Спотыкаясь брести в нетрезвом состоянии по тёмным улицам Мейнхэттана, опираясь на плечо Шейди Оукса.
Это не входило ни то, что в десятку, даже в полусотню мест, где хотелось бь оказаться.
«Не думал, что ты такая лёгкая», – усмехнулся Шейди, стараясь удержать ди-джея на ногах.
«Ты сам меня напоил, приятель. Так что, отвали». – ответил раздражённый голос.
Двое пони продолжали плестись по заплёванному жвачкой тротуару. Постепенно копыто тёмного жеребца соскользнуло с шеи Винил, всё дальше по спине, пока не оказалось на крупе. Затем оно стало нежно поглаживать шёрстку в том месте.
«Что это ты делаешь?» – единорожка отпихнула жеребца, но без поддержки споткнулась и, не устояв на ногах, упала.
Тот со смехом помог ей снова подняться: «Ладно, давай-ка отведём тебя домой».
«Ещё раз, куда мы идём?»
«Как ты и просила, ко мне».
Кобылка опустила взгляд: «Что-то я такого не припомню».
«Помнишь или нет, но так оно и было», – Шейди снова поддержал её, подталкивая на несколько шагов вперёд.
«А ну-ка, полегче. Не знаю, что ты там удумал, но этому не бывать», – Винил постаралась ответить тоном настолько серьёзным, насколько позволял её затуманенный рассудок.
Жеребец замер: «Ты это серьёзно?»
«Э-э… да».
«То есть… куча битов, что я потратил… всё впустую?»
Захмелевшее сознание Винил ощущало странное чувство вины, и она положила копыто на плечо земного пони (хотя сделано это было скорее с целью опереться, чем придать речи большую душевность): «Прости, Шейдс. Когда ты предложил выпить вместе, я решила, что это было по-дружески».
Жеребец заметно помрачнел: «Винил, да ты динамо».
«Да нифига!»
Он фыркнул: «Висла на мне весь вечер, тёрлась об меня на танцполе, пила текилу у меня со спины, конечно, ты святая».
«Я что, правда всё это делала?»
«Более или менее».
«Чёрт, извини. Я становлюсь чересчур дружелюбной после пары стаканчиков».
«Да пофиг. Как думаешь, сможешь найти дорогу отсюда?»
«Э-э…», – она осмотрелась, глядя на высокие тёмные здания и ничем не примечательную дорогу – «Конечно, не парься».
Шейди стряхнул с плеча копыто единорожки и, не сказав более ни слова, зашагал прочь.
Оставшись в одиночестве, ди-джей почувствовала, как тепло медленно покидает её под натиском холодного ночного воздуха. Насколько прекрасным Мейнхэттан был днём, настолько же зловещим он становился по ночам. И хотя на улицах было полно фонарей, казалось, что холодная тьма подавляла их свет, и от этого становилось ещё тревожней. Внезапно, по спине пробежали мурашки.
Я передумала!
«Шейди?» – Винил повернулась в ту сторону, куда ушёл её «друг», но увидела лишь его хвост, исчезающий за поворотом – «Шейди!» – прохрипела она. Крики прошедшего вечера сказались на голосе в самый неподходящий момент. Попытка же догнать жеребца окончилась через пару шагов очередным падением. Перед глазами всё закружилось: «Хватит… Я просто хочу домой…»
Голова была невероятно тяжёлой, и казалось, что только тротуар удерживал её от того, чтобы провалиться в глубины мироздания. Ощущение не из приятных, но бывало и хуже. Правда, тогда не приходилось лежать посреди улицы.
В жизни каждого выпивохи однажды наступает момент, когда тому приходится признать, что в этот раз он не доберётся до дома.
Единорожка сделала пару глубоких вдохов, пытаясь заставить свой мозг работать.
Сама я до дома не доберусь.
Нужна помощь.
Нужен кто-то, кто сможет обо мне позаботиться.
Потирая глаза, дабы хоть немного сконцентрироваться, единорожка достала телефон.
{[ВЫЗОВ: ОКТАВИЯ]}
Как только звонок начался, пони выпустила телефон из магической хватки, оставив его покоиться рядом с собой.
Щёлк.
«Слушай, Винил, это поздно даже по нашим меркам», – зевнул ангельский голосок на другом конце.
«Прости».
«Ты в порядке? У тебя голос хрипит».
«Ага, я в норме. А ты?» – так надо вспомнить, зачем она звонила?
«Не считая того, что этот звонок разбудил меня, я в порядке».
«Ну, разумеется. Ты всегда в порядке», – Винил улыбнулась, потерев щёку об асфальт.
«Да, пожалуй, это так. Ты уверена, что у тебя всё хорошо?» – ди-джей слышала тревогу в голосе подруги.
«Эй, я хочу сказать тебе сейчас, ведь я никогда не скажу тебе это в глаза, ты классная. И, и мне кажется, нам надо почаще тусоваться вместе, ведь… это. Ты офигенная».
Тишина.
«О, святая Селестия, ты что, пила с тех пор как мы последний раз разговаривали в пятницу?» – откровение единорожки было полностью проигнорировано.
«Не, не, только сегодня. Но это, слушай. Я тут тебе душу изливаю. Знаешь, иногда мне снятся сны. И в них полно этих скрипичных штуковин, как на твоей кьютимарке. А ещё иногда мне снишься ты, и мы с тобой гуляем вместе».
«Винил», – перебила её виолончелистка. В её голосе слышалось больше изумления, чем раздражения – «Тебе нужно проспаться. Телефонные беседы в таком состоянии это плохая затея».
«Не выйдет, я не знаю, где я. Но тише, это очень важно. Знаешь. Когда я думаю о тебе-»
«Ты не знаешь, где ты?!» – воскликнула Октавия – «Что ты имеешь в виду? Ты что, просто слоняешься по улицам?»
«Ага, типа того».
«Но это же опасно! Ты видишь хоть что-нибудь знакомое? Я заберу тебя».
«Было бы здорово. Эм, ничего знакомого, но, по-моему, я на «Черничном бульваре», хотя я есть хочу, и это может… эй, а можешь прихватить немного черники?»
«Погоди, у меня тут где-то была карта Мейнхэттана».
«И ещё взбитых сливок. И шоколадной крошки было бы неплохо».
«Черничный бульвар находится рядом с клубным кварталом. Ты была в клубе?»
Винил фыркнула: «Дорогуша. Я была во всех клубах».
«Ну, конечно же. Так, кажется, я примерно представляю, где ты. Оставайся там, пока я тебя не найду, поняла?» – голос виолончелистки был столь серьёзен, что смог пробиться даже через плотный туман бреда, окутывавший сознание белой пони.
«Ха, да я никуда и не собираюсь».
Как только разговор был окончен, Октавия сунула телефон в маленькую сумку и пулей вылетела из своей комнаты в холл. Яркий свет ламп полоснул по глазам, но она, не замечая этого, помчалась дальше.
Выскочив на лестницу, виолончелистка перемахнула через первый пролёт ступенек, резко завернула и преодолела следующий, съехав по перилам. Грива прибывала в полном беспорядке, шёрстка топорщилась во все стороны, а галстук-бабочка остался в комнате, но всё это сейчас не имело никакого значения.
Друг был в беде.
Она не раз читала о долге друзей, и лучших друзей, и лучших друзей навек. В подобной ситуации правила дружбы обязывали помочь Винил благополучно добраться домой. И не важно, что единорожка была сама виновата в случившемся или, что утром Октавию ожидали две лекции. Так диктовали правила, а серая кобылка всегда соблюдала правила.
И, тем не менее, этим сводом правил ей довелось воспользоваться впервые в своей жизни. И хотя этот кодекс поведения был ей прекрасно известен, в отсутствии друзей возможности воспользоваться им не было.
Теперь же всё иначе!
С наполнявшей каждую частичку целеустремлённостью Октавия промчалась через холл общежития и, распахнув последнюю дверь, ворвалась в ночь. Было холодно, очень холодно, но холод не мог замедлить её бега. Зубы выбивали чечётку, и чтобы сконцентрироваться пони стиснула их покрепче.
Студенческий городок находился на дальней оконечности кампуса. Отсюда было достаточно близко добираться на занятия, что оправдывало проживание в этом месте, но в то же время оно было достаточно удалено от основной части университета, что позволяло студентам вести свой собственный образ жизни, не находясь под постоянным надзором учреждения.
К главному двору через искусственный лес вела длинная извилистая тропинка. И впервые размах открывавшейся территории не поражал Октавию, напротив, она чувствовала усталость от одного лишь взгляда на расстояние, которое ей предстояло преодолеть.
В голове мелькнула мысль об извозчике, и виолончелистка с жадностью ухватилась за неё. Добраться до центра города пешком было просто непостижимой задачей! Нанять повозку было явным и простым решением. К тому же это бы не только помогло сберечь ноги, но и извозчик точно бы знал, куда надо ехать.
Каким же разочарованием стала пустая стоянка за воротами университета. Там, где днём всегда стояла пара-тройка извозчиков, с нетерпением ожидавших ваших указаний (и, конечно же, денег), сейчас одиноко хлопала страницами на ветру промокшая газета.
Значит, всё-таки, пешком до самого центра.
Виолончелистка начала двигаться размеренной рысью, решив экономить силы. В конце концов, возможно, ей ещё предстояло тащить до дома одну единорожку.
На улицах в этот час было немного пони, а тех, кого серая кобылка встречала на своём пути, она предусмотрительно обходила стороной. Из глубин сознания всплыли напутствия, сотни раз высказанные учителями и подтверждённые родителями. Не смотри в глаза пони, которые выглядят распущенно. Если можешь, перейди на противоположную сторону улицы. Помни, лучше показаться грубой, чем быть ограбленной. И, во имя Селестии, никогда не ходи по тёмным переулкам, Октавия.
К счастью, клубный квартал никто не пытался спрятать. До него можно было, без каких либо проблем, добраться по главным улицам, никаких тёмных переулков. И хотя это было слабым утешением в огромном холодном городе, земная пони была благодарна и за него.
Спустя каких-нибудь пятнадцать минут кобылка уже еле дышала. Конечно, она держала себя в форме, совершала пробежку по кампусу и выполняла простенькие упражнения, но ничего, что всерьёз бы увеличивало её выносливость. Медленно, но верно копыта начинали ныть от постоянных ударов о твёрдый (и местами отнюдь не ровный) тротуар.
Винил.
Боль, пронзавшая копыта с каждым шагом, изменилась, заставляя снова и снова делать шаг вперёд. Каждый вдох свежего ночного воздуха давал заряд энергии, Октавии сощурила глаза, полные целеустремлённости.
Перед виолончелисткой стояла чёткая цель, и обращать внимание на физические ограничения просто не было времени.
Завернув за угол, Октавия заметила долгожданный указатель.
Черничный б-р
Кобылка улыбнулась, забыв о боли, и с новыми силами зашагала вниз по улице.
Не удивительно, что она не знала, где находится. Эта улица выглядит, как и любая другая.
Вдали показались тёмные силуэты, и к горлу подступил комок.
Уютная комната общежития была далеко…
Пони сбавила шаг, не сводя глаз с незнакомцев. Ими оказались два жеребца, по виду, старшеклассники, улизнувшие из-под присмотра родителей. Они не выглядели особо воспитанными, но ни это заставило сердце виолончелистки биться быстрее, а то, возле чего парочка стояла.
Белая единорожка с электрически-синей гривой.
«Эй!» – закричала кобылка – «Что это вы удумали?»
Жеребцы оглянулись, в их глазах читался лёгкий испуг, что было хорошим знаком. Значит, они не были уверены, на чьей стороне преимущество, и Октавия могла этим воспользоваться.
«А ну-ка отвалите от неё, пока я вас не выпотрошила!» – она ускорила шаг в надежде напугать парочку ещё сильнее и обратить в бегство.
Оба попятились, но у одного ещё оставалась капля смелости: «И что ты нам сделаешь?» – дрожь в голосе выдавала страх.
«Я знаю пилатес! Я вас так отделаю, что родная мать не узнает!» – ещё никогда в своей жизни Октавия не кричала так громко и с таким напором, и ещё никогда она не произносила ложь с такой уверенностью.
Последней угрозы оказалось достаточно, чтобы перевес оказался на её стороне, а пара жеребцов ускакала, как только серая кобылка приблизилась к Винил.
Внимательно посмотрев на подругу, прибывавшую без сознания, виолончелистка почувствовала, как паника отступает. Ди-джею не причинили никакого вреда, не считая пары царапин, скорее всего, полученных при падении. Пара жеребцов, судя по всему, просто потешалась над потерявшей сознание пьянчужкой, как это обычно делали прочие мерзкие пони.
Фирменные фиолетовые очки Винил лежали рядом, и Октавия, внезапно, осознала, что впервые видит подругу без них. Теперь оставалось лишь привести её в чувства…
«Винил, проснись. Давай же, ты не можешь спать здесь», – настойчиво прошептала земная пони, аккуратно похлопав по белым щекам.
У неё такая мягкая кожа.
Наконец, последовал ответ: «Эх, просто дай мне умереть», – простонала единорожка, даже не приоткрыв глаз.
«Даже и не думай! Я проделала весь этот путь от общежития, так будь добра, поднимайся!»
Единорожка едва приоткрыла глаза, однако в темноте очертания Октавии были столь неясными, что различить их было трудно, даже если смотреть в упор.
«А? Октавия?» – ответ на этот вопрос был очевиден.
«Да, это я. Ты позвонила, и я пришла. А теперь шевели крупом!» – земная пони никак не могла справиться с раздражением от медленной реакции.
Винил пошарила по земле копытом в поисках своих очков. Наконец, нащупав, она нацепила их и слегка приподняла голову: «»Привет».
Виолончелистка удостоила её укоризненным взглядом.
«Ах, да. Встаю», – выдав несколько ругательств (три из которых Октавия слышала впервые в жизни), единорожка с усилием поднялась и, покачиваясь, встала на тротуаре. Её грива была растрёпана ещё больше, чем обычно, а на мордочке явно просматривался отпечаток мучительного похмелья.
Виолончелистка коротко усмехнулась: «Выглядишь просто чудесно».
«По-моему, если я буду болтать, то блевану».
Земная пони отступила на шаг: «Ты сможешь идти сама?» – с надеждой спросила она.
«Могу попробовать, но если упаду, то снова засну».
Избавившись от мысленной картины заливающих её рвотных масс, Октавия подошла к Винил и поддержала её за шею: «Ладно, давай вытаскивать тебя отсюда».
Они двинулись нетвёрдой походкой по улице. Никогда во веки веков студентка-отличница не могла представить, что именно ей придётся заниматься подобным. По правде сказать, было непривычно осознавать, что беды случаются и в жизни более общительных и открытых пони, пусть даже те сами их на себя навлекают.
По крайней мере, такие мысли занимали Октавию на долгом и болезненном пути по улицам Мейнхэттана. Улицы сливались в одно непрерывное месиво, копыта начинали неметь, и Октавия почувствовала, как силы покидают её. Теперь, когда первоначальная суматоха была позади, а Винил более ничто не угрожало, поздний час начинал заявлять о себе, выжимая всё до последней капли.
Или лучше сказать, ранний час, поскольку горизонт уже начинал светлеть.
«О, Селестия, последний раз я не спала всю ночь… никогда!» – пробормотала виолончелистка. Теперь она опиралась на Винил, чтобы не упасть, как и та на неё.
«Ты привыкнешь», – послышался хриплый голос.
«Я не собираюсь к этому привыкать. Такими темпами я никак не успею добраться домой, чтобы поспать хоть немного».
Винил фыркнула: «Заваливайся ко мне. Тем более, мы почти пришли».
«Я – Я не уверена, может мне удастся нанять извозчика, ведь уже утро-»
«Октавия. Не парься. Ты останешься у меня на ночь. На день. Не важно».
«Ну… если ты считаешь, что это нормально».
«Всё норм. А теперь пошли, я живу тут за углом и чувствую, что если немедленно не лягу спать, мне станет куда хуже».
Как ни странно, расхожее заявление в этой ситуации имело абсолютно буквальный смысл, чему Октавия была безмерно рада. Квартира Винил действительно находилась за углом, вверх на лифте и прямо по коридору. Здание не отличалось особым изяществом, как и его хозяин, но земная пони держала язык за зубами, понимая, что подобные заявления не приведут ни к чему хорошему.
Оказавшись в жилищи Винил, стало абсолютно ясно, почему единорожка хотела съехать. Все удобства ютились в крохотной комнатке (кроме уборной, которая оказалась и того меньше). Большую часть пространства занимали картонные коробки, доверху набитые вещами.
«Не удивительно, что ты не распаковалась. Мне бы тоже не хотелось задерживаться здесь на сколь-нибудь продолжительное время», – слова сорвались с губ прежде, чем виолончелистка успела их осознать, и она поспешно прикрыла рот копытцем.
К счастью, измождённая кобылка даже не услышала фразы. Освободившись от поддержки Октавии, она сделал пару шагов, и рухнула на кровать.
«Э-э… а где лечь мне?» – спросила виолончелистка, чувствуя неловкость из-за очевидности ответа.
Как она и ожидала, белое копыто лениво похлопало по матрацу.
«Можешь чуть-чуть подвинуться?»
Единорожка дёрнулась всем телом. И выпав из реальности, отправилась в страну снов.
Октавия с необычайной осторожностью забралась на кровать и попыталась устроиться так, чтобы ненароком не коснуться ди-джея. Но всё было бесполезно; избежать этого было просто-напросто невозможно. Зажмурившись и двигаясь очень медленно, серая пони, наконец, улеглась. Она затаила дыхание, соприкоснувшись животами с единорожкой.
А это довольно приятно после уличного холода.
Винил крепко спала, дыша медленно и глубоко. Каждый раз, поднимаясь, её грудь нежно касалась виолончелистки.
От синегривой кобылки исходило тепло, и, придвигаясь чуть ближе, Октавия мысленно сделала себе замечание.
Будь начеку! Это моя первая ночёвка; я не могу позволить себе оказаться в неловком положении.
Но как только тело осознало, что активные действия подошли к концу, и пришло время отдыха, управлять движениями стало внезапно очень затруднительно.
Так тепло и приятно…
Виолончелистка прижалась мордочкой к белому облаку, улыбаясь от обволакивающего её тепла. Наконец-то, безопасность, спокойствие и безмятежность, тепло и уют. Не было необходимости о чём-то думать. Веки встрепенулись и опустились, погрузив кобылку в сладкую дрёму.
И пока парочка спала в непреднамеренных объятиях друг друга, которые, тем не менее, никому не доставляли неудобства, над утренними облаками показались первые солнечные лучи, озарив город своим чудесным сиянием.