Вампиры не умирают!
Пролог
Кровь заглушает душевную боль,
Сильнее вина опьяняя.
Во славу Принцессы, Хранителей роль,
Исполняем, зверя в себе усмиряя.
Великолепный день — солнца почти не видно за чередой серых туч. Ни просвета в темной пелене облаков, ни одинокого лучика света. Лишь тоскливо завывает ветер, покачивая кроны деревьев, срывая с них пожелтевшие листья — осень медленно вступает в свои права.
Не сказать, что вампиры сильно не любят свет — но нам он неприятен.
Особенно когда надо незаметно пролететь — приходится взмывать над облаками, где солнце особенно сильно. Нет, физической боли тут не чувствуешь — лишь пустота, невидимая дыра в груди, которую ещё больше разъедают его лучи.
Ощущаешь зависть к обычным, земным пони, пегасам, единорогам. Они не испытывают этой едкой горечи — как не знакомы и с вечной жаждой крови.
Есть лишь одна отрада — сила, которую мы заслуженно берем у них — как плату. Плату за покой и спокойствие — пока мы, вампиры, сдерживаем натиск озверевших тварей по всей Эквестрии.
Справедливая цена за безопасность, не так ли?
Отчужденные, мы долгое время живем в чаще Вечнодикого леса — окруженные защитным полем, которое под силу было снять, быть может, одной лишь Селестии — она и помогала нам строить уединенную обитель.
Наше пристанище порой находили — беспечные путники, сумев каким-то чудом пробраться через полный опасностей лес. Но, наткнувшись на поле, они мирно засыпали, предоставляя нам свои полные свежей крови тела.
Конечно, затем мы их отпускали — без памяти о произошедшем, но всё же, что-то они помнили — так рождались легенды о страшных вурдалаках, пони-зомби, обитающих в Вечнодиком лесу.
На самом же деле, мы — орден благородных хранителей, призванные Селестией ради вечной борьбы со злом. И поступки наши должны быть подобающие — не пить молодняк, брать лишь столько крови, сколько нам необходимо.
Только вот совладать с жаждой удается не каждому. Когда дразнящий запах терпкой крови, сочащийся чужой из вены, пьянит сильнее чего либо, забываешь о словах мудрых наставников. Остаётся лишь одно желание — наконец-то напиться вдоволь, заглушить пылающий огонь в груди.
Однако наказание за убийство невинных сурово — подземная тюрьма-одиночка, страшная тем, что в первую очередь убивает разум — выведи заключенного, просидевшего в ней хотя бы пару месяцев, на белый свет — поползет обратно, не сделав даже малейшей попытки сбежать.
Затем наступает очередь тела — вскоре, оно ослабевает, лишенное сил, даруемых кровью — что бы потом рассыпаться в прах.
Это справедливо — я не роптал, когда так погиб мой младший брат — на первой своей охоте, поддавшись искушению, он иссушил совсем старого пегаса — дни которого были сочтены. Брата можно было оправдать, ссылаясь на юный возраст — но, жизнь за жизнь — таковы весы, держащие в равновесии зло и добро.
Они — а не слова кодекса удерживают нас. Будет нарушено равновесие — и Эквестрия погрязнет в пучине хаоса и зла.
Глава 2
В которой я получаю по зубам, так и не добившись своего.
Обычно мой маршрут не проходил через пустынные тропки Вечнодикого леса — редко кто забредал туда, опасаясь диких зверей. Мне же не стоило даже думать о возможной опасности от этих тварей — чутьем понимая, что вампира лучше обходить стороной, они уходили при одном только моем приближении — я резко перестал чуять их запах вдали.
Моё тело требовало крови — я голодал с неделю, и сейчас больше всего опасался возможности лишиться сил. Как назло, непогода прогнала всех по домам — приходилось рассчитывать исключительно на удачу, пролетая в уединенных местах.
Но, едва поведя в сторону носом, я уловил новый запах — вот она! — свежая, молодая кровь юной кобылки — не спрашивайте, как я определил, что это кобылка, хе-хе...
Оскалив зубы, я продолжал принюхиваться и приглядываться, узнавая всё больше о моей будущей жертве — это была единорог — магия, присущая им, оставляет за собой невидимый простым взором узор.
Расправив крылья, я молнией взлетел, направившись по невидимому шлейфу — череде алых тонких нитей, уходящих на лесную опушку.
Влетев в заросли низкорослых деревьев, я почувствовал, как сучья начали бить мне в лицо — пришлось закрыть глаза, ориентируясь исключительно по запаху. Это не мешало мне — настолько явным он был.
Ветви вскоре прекратили стегать моё лицо — и, открыв глаза, я увидел её. Стройный фиолетовый единорог, сидевший на зеленой поляне — низкая трава щекотала милые копытца, ветер играл с её гривой, распуская её, закручивая в причудливые маленькие кольца. Шум протекавшего неподалеку ручейка заглушал ей все посторонние звуки. Рог светился слабым голубым сиянием — с помощью телекинеза, она распаковывала запасенную в седельных сумках снедь — небольшие головки сыра, завернутый в бумагу кусочек пирога.
Вот он, миг, когда стоило напасть — она занята своими делами, не заметит, как я молниеносно укушу её, вкусив первые капли крови. Заставив её подчинится — и продолжать пить, пока не опустеет хотя бы на треть — столько пони могут потерять без ущерба их здоровью.
Незаметно приближаясь к ней, я обнажил пару острых клыков. Больно застучало в висках — чем ближе я приближался к ней, всё сильнее и сильнее. Голод брал своё — разум уходили куда-то вглубь мозга, оставляя место лишь звериным инстинктам.
Окружающие нас деревья растворились в багровом мареве — сейчас, для меня кроме единорога, не существовало ничего — я чувствовал, как её сердечко перегоняет вожделенную кровь, сочившуюся по молодым, натянутым словно струна, венам.
Оказавшись у ней за спиной, я, упиваясь свой силой, вонзил клыки в её бедро, чуть повыше кьютимарки — алой звезды, с расходящимися вокруг неё маленькими белыми звездочками, — быстро найдя вену, открыв её, слизнув с фиолетовой шерстки первые капельки крови.
В голове промелькнули знакомые одной ей мордашки — милая розовая пони с невероятно пушистой гривой, пегас синей масти... кто-то ещё. Новые слова и воспоминания — в первые секунды очень трудно определить, какие из них принадлежать тебе, какие — жертве.
Слабый вскрик — она почувствовала, но слишком поздно, что бы даже постараться мне помешать — я представлял, как её сознание затуманивается, остается с одной лишь мыслью — подчинится мне, стать послушной рабой, на время, пока я питаюсь.
Продолжая пить маленькую багровую струйку, я не заметил, как её рог начинает светиться алым, не знакомым мне прежде, сиянием — тут же секунду, я перестал получать её энергию.
Затем, в морду мне больно ударил слабый, поначалу едва ощутимый толчок — перерастая в сильнейший удар, стоивший мне раскрошившейся эмали клыков.
Я прокатился кубарем несколько метров, остановленный попавшимся на пути деревом — и глухо застонал, не понимая, что произошло.
По-видимому, тем же самым вопросом озадачилась и моя бывшая жертва — она стояла, глядя на меня своими большими глазами, не обращая внимания на кровоточащую ранку на бедре.
Зверь в моей голове с утробным рычанием ушел прочь, оставляя место холодному и расчетливому разуму.
Вскочив на ноги, я начал переосмысливать произошедшее — то, что успел перехватить из её воспоминаний. Друзья, библиотека, маленький дракон и...
Принцесса Селестия.
Холодок прошелся по моёй шкурке — не столько от страха, сколько от неожиданности. Отправиться на охоту, и попытаться выпить приближенного богини — такое ещё не происходило ни с одним из нас — обычно, её близкие знают, какие опасности таят темные уголки Эквестрии и стараются предупредить нас о себе.
Либо она чересчур беспечна — либо настолько сильна, что считает себя способной справиться с голодным вампиром.
Не отводя от нее взгляда, но и не пытаясь больше подчинить, я собрался лететь прочь от нее — но меня остановил тихий вопрос:
-Кто ты?
Облизнув пересохшие губы, я ответил хриплым от напряжения голосом:
-Вампир...
Ещё несколько секунд мы стояли друг напротив друга — не двигаясь, ожидая дальнейших слов. Она с явным интересом рассматривала на мою кьютимарку — пара белоснежных клыков, по которым вьются алые розы, распускаясь на острие. Красивый знак.
Мысли в моей голове мелькали с необычайной скоростью, сменяя друг друга — как поступить с ней, как заставить её не говорить обо мне, как подобное вообще произошло?..
-Вампир? Что это вообще такое? Почему ты напал на меня?
Ого, она даже знает меньше, чем я о ней — только как так вышло?
-Мне нужна кровь. Мы, вампиры, пьем вашу кровь — когда небо озаряется красным, когда она нам так необходима — тем самым мы вас охраняем...
-Охраняешь!!? Да ты чуть не убил меня — не будь наготове заклинания отражения взгляда василиска — ты бы уже допивал меня!
Она передернулась, видимо, представив себе, как я выпиваю её подчистую — лежащую на землю, бледную, корчащуюся в слабой конвульсии.
-Такого бы не случилось — я всегда держу себя под контролем.
Покачав своей прелестной головкой, она дала понять, что нисколько мне не верит — что же, её выбор...
Ничего не ответив, я, резко взмахнув крыльями, молниеносно взлетел высоко в воздух, подняв под собой маленький вихрь, разметавший опавшие листья и сухие ветки. Трюк, не доступный ни одному обычному пегасу — им не хватило бы сил для столь стремительного рывка.
Поднявшись над плотной вуалью темных облаков, мои крылья опалило солнце — такое теплое, нежно греющее после холода мрачных туч...
И такое чужое.
Я летел, как можно быстрее, словно желал на скорости вытрясти из головы грустные мысли — об этой юной красивой кобылке — почему я не из их племени? Почему я родился таким — один из этих отчужденных, не способных понравится кому — либо?
Чувства были не в почете у вампиров — они свято уверены, что любовь, дружба — не более чем ложь, заставляющая идти наперекор древнему кодексу. Было лишь братство — как мне кажется, нечто нездоровое, тщетная попытка заменить дружбу.
Душа полна горечи — возрастающей под лучами солнечного света. Быть может, я смог бы привлечь эту кобылку, будь обычным пони — но нет, суждено же было родится уродом.
Я и не заметил, как пересек незримый барьер — слабый всплеск защитного поля впустил меня домой, который никогда не был моим домом — кажется, сейчас я осознал это.
Стоило, может, пойти, рассказать обо всём учителю — он достаточно мудр, что бы понять меня — к тому же, как то он рассказывал о дружбе среди тех, кого мы призваны защищать — с сожалением и горечью в голосе — словно сам, как и я, страдал от общества бездушных кровопийц.
Но сперва, я обязан был появиться в клубе — месте, куда каждый вечер идут старшие вампиры — обсудить важные вопросы, выпить доброго вина в компании братьев.
Старшим среди вампиров я назвался не так давно — поэтому явиться был должен в любом случае. Только дельного общения с братьями не выходило — они опротивели мне своей излишней жестокостью — я всё ещё помню, как они обсуждали, что будут делать с послушной жертвой после того, как насытятся.
Скоты, грязные скоты, недостойные своих крыльев, недостойные помнить лицо своих предков.
Прежде чем войти в клуб, я немного постоял у дверей, вглядываясь в окна — ни из одного не падало даже лучика света.
Набрав в грудь побольше воздуха, я мягко толкнул дверь.
В большом зале царил полумрак — мягко сияли лишь несколько масляных ламп, прибитых к потолку, освещая совсем ничтожное пространство — немного над барной стойкой и парой столов около неё.
За стойкой стоял белоснежный единорог, полируя её поверхность грязной тряпицей. При этом он здорово напевал песню, скорее всего, придуманную им самим:
«Мы держим меч в святые времена,
Всю жизнь в войне, не видим солнца свет.
Призыв наш — пить больше чужого вина,
Поднимая бокал за рассвет...»
Подняв глаза, он, наконец, заметил меня. Улыбнулся, поправил свой пестрый охотничий берет.
-Ты рано, Грег! — весело крикнул он, — Ещё ничего не готово!
Устало кивнув, я присел на высокий стул перед ним, указывая копытом на стеллаж за его спиной.
-Полный бокал «Рэми». Именно полный.
Быстро кивнув, единорог с помощью телекинеза начал наливать в граненый бокал старое вино — стараясь исполнить мою просьбу, не пролив ни капли драгоценного напитка.
Глава 3
В которой мои все мои сомнения исходят на нет
-Что, Грег, приуныл?
Я сидел с бокалом, внутри которого мерно плескалось вино, уже с полчаса — так и ни разу к нему не притронувшись.
Ничего не хотелось. Ни яств, ни вина... после той неудачной охоты, жажда затихла — что бы вскоре вновь появиться с новой силой.
-Опять летал над облаками? — поинтересовался вийнмастер, залихватски сдвинув охотничий берет с пестрым крылом.
Кивнув, я дал понять, что следует повременить с расспросами. Я бы всё рассказал — он был прекрасным слушателем, этот белый единорог.
Но он не был моим другом, а случившейся неудачей, как мне кажется, стоит делиться не с каждым.
Оставив нетронутым бокал, я, понурившись, вышел из клуба.
По дороге домой мне встретилась группа молодых пегасов, оживленно обсуждающих предстоящую им первую охоту. Они весело гоготали, скаля в улыбке белоснежные острые зубы. Их клыки были спрятаны — до поры, до времени.
Настроение было — хуже некуда. Так же радовался возможности проявить себя и мой брат — увлеченно делившийся с кем попало мечтами о своей первой жертве — как и многие, он желал испить крови красивенькой молодой кобылки — вроде той, с которой мне сегодня так не повезло.
Но не вышло из него достойного носить имя хранителя. Так же, не все из этого молодняка смогут отпраздновать свою первую охоту.
Открыв дверь своей лачуги — маленького домика, одиноко стоявшего на небольшом пригорке, я поднялся в спальню. Мысли путались от голода, тело требовало крови. Но не столько мне хотелось сейчас утолить жажду, сколько... не хватало тепла. Эту жажду так просто не прогонишь — мне нужен был собеседник.
Поэтому стук в дверь я воспринял радостно — даже те, с кем у меня были тёплые отношения, обычно редко навещали меня.
Спустившись обратно, я рывком отворил дверь — на пороге стоял пегас. На его лице словно застыла веселая улыбка. Светлые редкие волосы развивались по ветру.
Мой наставник, кому я доверял больше, чем кому либо. С кем я страстно желал поговорить — не счастливое ли совпадение?
-Здравствуй, Грегор, — произнес он, продолжая весело улыбаться, — Позволишь войти в твой дом?
Склонив голову в полупоклоне, я отступил назад, позволяя ему войти. Я не смог сдержать счастливой улыбки — это он заметил. Прищурив глаза, он хитро поглядел на меня.
-Давно тебя таким радостным не видел. Ты словно светишься от счастья.
Вместе мы прошли в маленькую комнатку, служившую мне гостиной. Редко я заходил в нее — на двери и полу комками лежала пыль.
Пока я возился, разжигая камин, Лопт сел в маленькое продавленное кресло, доставая из седельной сумки маленький кисет с табаком и длинную матовую трубку.
Когда, наконец, огонь занялся, сжигая маленькие поленья, Лопт неторопливо раскурил свою трубку, принявшись за мою — она лежала рядом, на столешнице около кресла.
Сев рядом с ним, я задумчиво начал смотреть на языки пламени, осторожно лизавшие белый камень. Говорят, можно вечно смотреть на игру огня. Не было резона не соглашаться с этим.
-И что же, — пробурчал наставник, отдавая мне трубку — уже раскуренную, издававшую приятный запах хорошего табака, — заставило тебя так рано уйти из клуба?
Я затянулся, обжигая горло горячей струей дыма. Медленно выпустил его через ноздри, разглядывая поднявшийся в воздух белый дым.
-Мне захотелось уйти, — просто ответил я, — Неудача на охоте...
-Неудача? У тебя? Я-то надеялся, что воспитал лучшего стража! Лучшего из лучших! — не то в шутку, не то серьезно, произнес Лопт.
Продолжая выпускать в воздух кольца дыма, я всё рассказал ему. Как напал на ту кобылку. Как она сумела защититься. Что я увидел из её воспоминаний.
Мои губы шевелились словно по своей воле. Перед глазами возник образ кобылки — такой чистой, с незапятнанным прошлым... И я представил себя рядом с ней. Тьма,основа моей сущности, пересекается со светом, исходящем от нее — и безвозвратно тонет в его лучах.
К концу рассказа, неожиданно на моих глазах взбухли маленькие солоноватые капельки. Неужели я... плакал?
Наставник внимательно вглядывался в моё лицо. Затем подошел ко мне, по-свойски обнимая за плечи. Не выдержав, я зарыдал в полную силу — странное чувство, горечь... и в тоже время, облегчение...
Лопт терпеливо ждал, когда я вволю наплачусь. Когда, наконец, всхлипы затихли, он отнял копыто от моей спины, приятельски похлопав им по плечу.
-Мой мальчик... Я всегда верил и надеялся, что ты лучше и сильнее остальных. Как хорошо, что это оказалось правдой.
-Лучше и сильнее? — ярость пробилась в моем голосе, — Будь я сильным, то не позволил бы себе такую слабость...
-Ты плачешь не из-за своей неудачи, — Лопт перебил меня, пристально смотря прямо в глаза, — Всё дело в ней... Верно?
Устало кивнув, я откинулся на спинку кресла. В очередной раз затянулся трубкой — табак в ней уже почти кончился.
-Пусть ты не был так силен, как Колд, пусть тебе не всегда хватало смекалки, но у тебя было нечто, с которым не способно сравнится ни сила, ни самый прозорливый ум, — Лопт повысил голос, словно желал убедить меня в чем-то, — Ты способен любить, мой мальчик. Мне жалко тебя — но это жалость подобна той, с которой маленькие жеребята жалеют Селестию, узнав, как трудно ей было поднимать солнце впервой. Жалость слабого к сильнейшему.
Лопт встал с кресла, расправил свои большие черные крылья — по комнате прошел воздух, поднимая пыль, сметая клочки бумаги.
-Грегор... Мне не хочется этого говорить, но всё-таки придется, — продолжил он, — Не повторяй моих ошибок. Беги от нас — не сжигай свою душу...
Наставник тяжело задышал, переводя дыхание. Взглядом он уперся в доски пола. Его лицо источало скорбь и боль — казалось, не будь меня здесь, он разрыдался бы посильнее, чем я.
-Не повторяй моих ошибок. Беги от нас, — внезапно подняв голову, повторил он, — Я люблю тебя, и поэтому говорю это. Я не смог это сделать, когда был как ты. Среди этих кровопийц едва ли найдется тот, кто сумел бы тебя понять. Постарайся найти замену крови — я слышал, что шаманы, живущие далеко на юге, знают, как лечить вампиризм. Постарайся найти кого-либо из них — и моли их о том, что бы помогли тебе. Я сумею прикрыть твой уход. Выбор за тобой. Только не говори мне, куда идешь.
-Учитель... мне нужно время... Я вам верю, конечно...
Ничего не ответив, Лопт быстро вышел из гостиной. Вскоре я услышал скрип дверных петель и резкий хлопок дверью.
Я остался один, наедине с медленно догорающим камином. Ещё несколько минут я тупо смотрел, как языки пламени становятся всё меньше и меньше, слышал, как медленно затихает треск сгоревших поленьев.
Мне действительно стоит уйти от всех. Забыть свое прошлое, начать всё с чистого листа... После разговора с Лоптом, все мои прежние думы словно восстали из глубин разума, требуя немедленных действий.
Но, пока я не нашел способа забыть о крови, она всё ещё нужна мне. Пусть эмоции заставили притупить жажду, но я чувствовал, что скоро зверь, которому нет никаких запретов, вырвется в поисках пищи на свободу.
За окнами стремительно темнело. Темные тучи заволокли всё небо, поднялся ветер, распахнув створки окон.
По стеклу забарабанили капли, с каждой секундной всё сильнее. По гостиной прошелся запах приятный запах сырости. Я поспешил закрыть окна.
Кресло всё ещё помнило тепло и очертания Лопта. Я сел в него, повернувшись набок, слегка раскрыл крыло, опустив на него голову. Закрыл глаза, позволив тьме объять меня, пустив в царство сна.