Сорняк
8. Избавление от сорняка
Сидя в ванне, Тарнишед Типот недоумевал, как у ванны может быть "счастливый конец"[1]. Все это сбивало с толку. Кобыла, сидевшая впереди, все время спрашивала, интересует ли его "счастливый конец". Тарниш просто хотел быть чистым. Ванна была медная, наполненная теплой, но не горячей водой, а рядом стояло ведро, наполненное льдом и холодной газировкой со вкусом фруктов.
В воде было что-то, что обещало убрать вонь с его шкуры; запах был забавный, лекарственный, он прочищал носовые пазухи и заставлял его фыркать. Его копыта покалывало, что-то в воде нейтрализовало щелочную пыль, и от этого его стрелки болели, но в хорошем смысле.
Кто-то принимал приятную ванну. Тарниш слышал, как она стонет. Он тоже застонал, когда погрузился в успокаивающую воду. Немного стонов — это нормально, но слишком много стонов — просто глупо.
Почувствовав усталость, Тарниш захотел заняться чем-нибудь другим, кроме как вернуться в свою комнату и заснуть в чистом углу. Он сделал глоток содовой и подумал, что несколько чашек кофе могли бы помочь ему настроиться на хороший вечер. У него были деньги, он много работал, он имел право на небольшое удовольствие. Он заслужил это.
Наконец-то тираническое солнце начало садиться. Температура упала до ста одного градуса. Тарнишед Типот, теперь вымытый, без вони и с хорошим обедом в животе, осмотрелся, пытаясь понять, как здесь, в Додж-Сити-Джанкшн, обстоят дела с ночной жизнью.
Ночная жизнь в Понивилле состояла из тусовок в кегельбане, прогулок после наступления темноты, разговоров с другими пони, которые гуляли после наступления темноты. Здесь, в Додж-Сити-Джанкшн, когда заходило солнце, казалось, что город только просыпается. На улицах слышались звуки пианино хонки-тонк, играющие на них веселые мелодии доносились через маятниковые двери. По улицам стали ходить кобылы с излишним макияжем, в одежде, которая привлекала и удерживала внимание. Аромат виски и табака наполнял воздух.
Тарнишед Типот не видел ничего подобного. Он зевнул и попытался вникнуть в происходящее. Электрические огни мерцали, мигали вывески, мигающие вывески обещали выпивку, танцы и хорошее времяпрепровождение для всех.
— Ты, ты выглядишь уставшим… хочешь немного поднять настроение? У меня есть вещи, которые помогут тебе веселиться всю ночь напролет. Ты можешь пить сколько хочешь виски, танцевать, хорошо проводить время и просто продолжать, — сказал худой единорог, обращаясь к Тарнишед Типот.
— А? — ответил Тарниш, бросив на единорога настороженный взгляд.
— Алхимические соли, обработанные лучшими соединениями, известными зебрам. Мягкие, безопасные и эффективные. Совершенно безопасно, совершенно законно, абсолютно ничего плохого в них нет. Если бы это было так, я бы не смог их продавать, — сказал единорог, улыбаясь, его усы дрожали.
— Хм… — Тарниш посмотрел на единорога. Это звучало как более крепкая версия кофе. В словах единорога была доля правды. Продавать запрещенные вещи было незаконно, так что все должно быть в порядке.
— Я дам тебе две дозы и пробную порцию чего-то покрепче за низкую, низкую цену в двенадцать бит… нет, подожди, я не могу тебя так обмануть, десять бит — это совершенно честно и хорошо. Единорог улыбнулся. — Брат, дорогой брат, можем ли мы позволить себе такие потери?
Другой единорог повернулся и улыбнулся:
— Я думаю, мы сможем. Мы как-нибудь компенсируем это. Правда, брат?
Два единорога ухмыльнулись друг другу, а затем обратили свои улыбки на миллион бит на Тарниша. Один был усатым, другой — нет. Оба были одеты в хорошо сшитые жакеты.
Тарнишед Типот изучил их обоих. У обоих были яблоки в качестве кьютимарок. Тарнишед Типот поднял бровь:
— Вы оба — Эпплы?
— Да, конечно! Мистер Эппл и Мистер Эппл, — ответил усатый единорог.
— Нет имени более известного честностью, порядочностью и экономичностью… наши продукты настолько хороши, что их гарантирует наше доброе имя как членов семьи Эппл! — сказал другой единорог голосом шоу-пони, ухмыляясь от уха до уха.
— Я работал весь день. Хотелось бы хорошо провести ночь. Сколько стоит сильная штука? — спросил Тарниш, продолжая изучать единорогов.
— Тебе мы можем дать вторую дозу по низкой, низкой цене в пять бит, но только один раз. Чтобы ты сам убедился, насколько это безопасно, насколько эффективно и как это может превратить тебя в пони, которым ты всегда должен был стать! — ответил усатый единорог.
— А после веселой ночи тебе может понадобиться наше чудодейственное средство и днем… бегай быстрее, дольше, работай весь день и ни разу не почувствуешь усталости! Сон — это болезнь, а мы нашли лекарство, не так ли, дорогой брат?
— Верно, брат!
— Пятнадцать бит, ага? Я возьму их, — сказал Тарниш. — Небольшая цена за хорошее времяпрепровождение.
— Держите, добрый сэр. Четыре кубика нашего лекарства от сна! Два кубика поменьше — это образцы… попробуйте сначала эти. Возьмите один или оба. Через некоторое время они подействуют. Два больших — сильнее. Намного сильнее. Примите один сегодня вечером, а другой оставьте на утро, или приходите к нам утром, если вам нужно взбодриться после долгой ночи. Просто ищи нашу повозку! — сказал единорог, улыбаясь ухмылкой шоу-пони.
— Повеселись… поживи немного… и добро пожаловать в жизнь без последствий! Ты больше никогда не почувствуешь усталости! — Голова усатого единорога возбужденно покачивалась. — Смотрите, друзья, еще один довольный клиент! — крикнул он собравшейся толпе.
— Да, и вы тоже можете познать его юношеский энтузиазм и воодушевление! У нас есть для вас предложение! Наше чудодейственное средство поможет вам оставаться молодыми и энергичными всю ночь!
Взяв свои кубики, Тарниш пошел прочь, ухмыляясь, прокладывая себе путь сквозь собравшуюся толпу, готовый пойти и повеселиться.
Положив в рот маленький кубик соли, Тарнишед Типот похрустел зубами. Он был соленый, горький, немного сладкий, а на языке ощущался металлический привкус. У него зазвенело в ушах, и он почувствовал, как бешено колотится его сердце. Он чувствовал, как кровь течет по его телу, и осознавал каждую прядь волос в своей гриве.
Чувство возбуждения зародилось в его внутренностях и опустилось в пах.
Он чувствовал себя великолепно. Никогда в жизни он не чувствовал себя так бодро.
Огни города казались ярче. Его зрение на мгновение раздвоилось, затем растроилось, а потом снова сфокусировалось. Он услышал шум, похожий на бушующий поток воды. Он был вне его головы, но он был и внутри его головы. Он чувствовал, как внутри его головы бушуют речные пороги, как его мысли каскадами обрушиваются на скалы, образуя водовороты и водопады, как река его разума превращается из мимолетной струйки во всепоглощающий поток.
Все вокруг него стало прекрасным. Его внимание привлекли кобылы с раскрашенными лицами. Яркие цвета казались еще ярче. Казалось, все глаза смотрели на него, наблюдали за ним, и Тарнишед Типот понял, что он, должно быть, очень красивый кольт.
Для хорошего времяпрепровождения не может быть лучшего места, чем дом. Спотыкаясь, Тарниш направился обратно к Гнезду, надеясь хорошо провести вечер.
Наклонив голову назад, Тарниш выпил стакан виски. Он кашлял, отплевывался и втягивал воздух в горящие легкие. Виски и алхимические соли вызвали странное состояние дремотного осознания. Он чувствовал себя замедленным, но в то же время ускоренным, тупым, но острым, его тело было вялым, но в то же время напоминало свернутую пружину.
Он съел второй пробный кубик почти час назад и чувствовал, что его действие ослабевает, а может, это было из-за виски. На шаткой сцене шло представление, которое называлось "Фок’с’л Фоллиз", и рассказывало об одиноком жеребце, который присоединился к экипажу дирижабля, состоящему из кобыл, в надежде увидеть мир.
Кобылы делали ужасные вещи с бедным жеребцом, чтобы вынудить его отрабатывать свое содержание.
На сцене был поставлен большой номер с песнями и танцами, со множеством брыканий, мельканий плоти и множеством извращенных намеков. Тарниш наблюдал за всем этим, впитывая все это, получая удовольствие от своей молодой жизни.
Последний стакан виски, казалось, что-то изменил в Тарнише, сонливое чувство бодрствования сменилось просто сонливым чувством. Он достал из седельной сумки еще один кубик, сунул его в рот и захрустел.
Теперь было только ощущение, что он не спит. Очень, очень бодрствующим. Он чувствовал, как вибрирует. Нет… не он вибрировал, вибрировала вся вселенная. Все в его ушах отдавалось эхом. Стены, казалось, пузырились, как рагу в кастрюле. Он видел, как пузырьки всплывают на поверхность. Хлоп! Реальность кипела вокруг него. Опилки на полу были живыми, они двигались, перекатывались туда-сюда, как волны в океане. Тарниш никогда не видел океана, но он видел прилив, надвигающийся на опилки. Его рог ощущался странно, он чувствовал давление на него снаружи, как будто его что-то щипало.
— Привет, красавчик, — сказала кобыла, садясь на свободный стул рядом с Тарнишем. — Похоже, ты знаешь, как хорошо провести время… если заплатишь.
Что-то в том, как говорила кобыла, заставило Тарниша ерзать на своем месте. Она дышала, нуждалась, а ее глаза смотрели на него сонным, тяжелым взглядом. Тарниш кивнул. На лице кобылы было много косметики, она накрасилась, но Тарниш мог видеть под макияжем синяк под глазом, и припухлость была заметна ему даже в состоянии наркотического опьянения. Он почувствовал к ней смесь желания и жалости.
— Как насчет того, чтобы подняться наверх в твою комнату и немного потолковать между нами? — спросила кобыла.
Тарниш почувствовал, как сколотое копыто кобылы погладило его шею. От нее пахло виски, соленым потом, и было еще что-то, что Тарниш не мог определить. Что-то… мускусное:
— О ч-ч-чем б-б-бы нам п-п-поговорить? — заикался Тарниш.
— О… ты застенчив… как мило… мы могли бы поговорить об этом, — ответила кобыла, подмигнув Тарнишу. — Когда я разговариваю, мне нравится наклоняться и шептать что-то пони на ухо. Я хочу быть уверена, что они слышат меня… каждое… отдельное… слово… иногда бывает трудно услышать кобылу… когда все становится… горячим.
— Хм…
— Я так много хочу тебе рассказать… но здесь так шумно. Мы должны быть очень близко друг к другу, чтобы я могла шептать тебе прямо в ухо. — Кобыла провела копытом по боку Тарниша, по его животу, а затем коснулась его бедра.
— Хорошо, — сказал Тарниш низким писклявым голосом.
— Фантастика, — ответила кобыла почти задыхающимся голосом.
Тарниш проснулся от боли в голове. Его постель была мокрой и липкой. В ноздри ударил дурно пахнущий запах. У него все болело, во рту пересохло, а зрение было очень расплывчатым. Он застонал, обнаружив, что ему больно двигаться, а свет, проникающий в окно, обжигает глаза.
Было уже слишком жарко. Он упал с кровати и приземлился на пол. Он не знал, сколько сейчас времени, но, судя по жаре в комнате и углу, под которым солнце светило в окно, время близилось к полудню. Лежа на полу, он поднял голову. Его седельные сумки были открыты. Ползая на животе, он подтянулся. Там было несколько грецких орехов. Кошелька с монетами не было. Зеркало было на месте, что было странно. Прошло несколько унылых мгновений, прежде чем он понял, что кобыла забрала свою плату за то, что он хорошо провел время.
Она даже забрала его последний кубик соли. Но зеркало осталось.
Тарниш понял, что его пыльник исчез, он больше не висел на крючке с обратной стороны двери. А вот его шлем все еще был здесь, лежал в углу. Чувствуя тошноту, Тарниш начал собирать свои вещи и задумался, выдержит ли он день работы курьером.
— Это он, — сказал пегас большому земному пони рядом с ним. — Она получила от него деньги. Я видел, как они вместе поднимались наверх, Биг Айроншо.
Большой земной пони зарычал и пошел вперед к нелепо выглядящему жеребенку в большой дурацкой шляпе. За ним последовала группа пони помельче: пегас, единорог и несколько земных пони.
Стаут Айроншо был большим пони по любым меркам, и его друзья называли его "Биг Айроншо". Стаут был не из тех пони, у которых есть "друзья". Он топал вперед, а пони поменьше из Додж-Сити-Джанкшн убирались с его пути.
— Это он дал вашей жене деньги, необходимые для побега, да, я его точно узнаю! — сказал пегас. — Это тот самый пони, которому твоя жена рассказала свой замысел!
— Заткнись, — сказал Стаут низким урчащим рыком.
— Заткнись, да, сейчас же заткнись, — ответил пегас.
— ЭЙ! ТЫ! — крикнул Стаут жеребенку в нелепой шляпе. — Ты… да ты… ты подкатывал к моей жене, а потом дал ей денег… она уехала из города на поезде, пока я был в отъезде и занимался делами прошлой ночью.
— Я понятия не имел…
Стаут ударил копытом в рот жеребенка, отчего тот растянулся на месте. Не торопясь, Стаут рысью подошел к месту падения жеребенка на расстоянии нескольких ярдов, поднял одно копыто и обрушил его на правую переднюю ногу жеребенка.
При ударе кость подалась, оставив ногу жеребенка под странным углом посередине.
— Принеси нам веревку, — сказал Стаут, не обращая внимания на крики жеребенка от боли. — Мы собираемся повесить этого коротышку где-нибудь за городом. — Некоторые горожане остановились, чтобы поглазеть, и Стаут поднял на них бровь. — И на что же вы смотрите?
Толпа рассеялась, пони разбежались. Стаут повернулся к своим дружкам и захихикал.
— Хороший день для повешения, не так ли, Биг Айроншо? — спросил пегас, посмеиваясь при этом.
1 ↑ Эвфемизм слову кончить :)