На периферии тьмы

I.IV. Лицом к лицу с судьями

Когда я в последний раз держал в руках газету, этот уже ставший реликтом кусок бумаги? Никогда. В моём мире их не читали даже не встающие с пропёрженных диванов старики. Я бы вообще забыл о газетах, если бы парочку мне не принесли вместе с ужином. Хоть какой-то досуг…

По своей интересности они затмевали собой всю русскую и зарубежную классику, Ведьмака, Властелина Колец, недописанную серию романов ПЛиО, Библию… Всё, что написали люди! Потому что это, блядь, газета о жизни настоящих фэнтезийных пони-инопланетян!

Первые страницы занимали новости о Кристальной империи, которой дружественная Эквестрия оказывала посильную помощь после окончания тысячелетней зимы. Об истории страны или о Сомбре не было сказано ни слова — очевидно историческая справка была в прошлых выпусках.

А что же до самой Эквестрии и того, что происходило в ней, то… Тишь да гладь, о чём на Земле можно было только мечтать. Там новостные ленты пестрели заголовками о войне на Балканах, экономических и социальных проблемах то в одной, то в другой стране — обо всём, что заставляет задать себе вопрос “А как наш мир ещё не рухнул?”.

У пони же всё было совсем иначе. Писали о завершении строительства Трансэквестрийской железной дороги, которая кольцом проходила через всё королевство, соединяя и восточное, и западное побережья, а также столичные владения на севере и на юге.

Писали и о кино-новинках. На экранах кинотеатров крутили фильм “Дэринг Ду и храм судьбы”, билеты на который раскупали так быстро, что их не успевали печатать. Парочкой слов обмолвились и о музыкальных звёздах — какая-то Графиня Колоратура отправилась в турне по всей Эквестрии и вскоре она выступит с концертом в Лос-Кольтосе.

В общем… Всё у поней было замечательно. Если не считать новость о захвате жеребятами фабрики спагетти в Сан-Фрателло, принадлежащей неким братьям Флиму и Флэму. Маленькие рейдеры решили заниматься производством вместо законных владельцев, чему были рады местные жители — лапшу бывшие хозяйственники выпускали конченную, что подтверждало интервью и потребителями, и с новыми владельцами:

— Мы очень вам благодарны за то, что вы прогнали Флима и Флэма, но скажите, почему вы решили захватить фабрику?

— Потому что гвупые Фвим и Фвэм готовиви непвавивьные СКЕТТИ!

И в конце прилагалась черно-бёлая фотография — стайка пушистых, пухлых и коротконогих пони, гордо стоящих на фоне фабрики. И на задницах у них не было никаких знаков.

И читая всё это, у меня в голове назревал лишь один вопрос — что это за пиздец? Что это за мир? Какие железные дороги, поезда, кино и скетти? Это всё ещё фэнтези?

Вопросы были интересные и животрепещущие, но поразмыслить над ними не дал внезапный окрик:

— Сомбра, на выход!

Я настолько ушёл в себя, что не расслышал, как загромыхал замок и отворилась дверь камеры.

И вновь кандалы, колечко на рог, кляп и полёт до Кристального дворца. В этот раз визит запланировали не под конец дня, а под покровом ночи. Я так думаю, не хотели лишний раз нервировать народ.

На улицах никого не было, но вот обилие солдат никуда не делось — меня встречали чуть ли не целой армией, которая выстроилась в защитное положение вокруг дворца и не спускала с меня множества настороженных глаз.

Принимал приезд, внезапно, сам Шайнинг Армор, облачившийся по таком случаю в доспехи из фиолетового металла и нацепивший на голову шлем, формой и гребнем напоминающий те, которые носили римские легионеры.

Вместе с небольшим отрядом он отконвоировал меня во дворец, всё в ту же столовую, которая встретила меня уже знакомым пустующим большим столом и… рыцарями. Теперь на страже стояли закованные в самые настоящие латы рыцари, вооружённые весьма внушительными алебардами. И в отличии от Шайнинг Армора и его подчинённых, эти железно-металлические господа выглядели… внушительно. А перепончатые крылья по бокам ещё сильнее дополняли образ.

— Жди здесь, Каденс скоро подойдёт, — бросил принцессий муженёк, усаживая меня за стол и снимая кандалы.

— У королевских особ в чести опаздывать, что ли?

— Каденс никуда не опаздывает, Сомбра.

— Ну да, конечно, она задерживается. Начальство всегда задерживается, верно? — спросил я и блеснул акульей улыбкой, на которую Шайнинг Армор лишь нахмурился. — Впрочем… Раз уж она на первом свидании заставила меня ждать, то с чего бы она придёт вовремя на второе?

— Это было не свидание, — раздражённо клацнул зубами единорог, нависая надо мной утёсом из мышц и доспехов и всем своим видом показывая, что если я не буду следить за языком, то улыбаться мне будет нечем. — Тебя всего лишь вызвали на допрос, ничего более.

Однако что при визите в тюрьму, что сейчас, этот конь смотрел на меня так, будто уже успел провести надо мной суд и вынести приговор, от исполнения которого его сдерживало только слово любимой жёнушки. И столь ретивое желание показать своё презрение я не мог оставить без внимания.

— Для допроса накрыли очень неплохой стол. Каденс так планирует допрашивать каждого, или только ко мне такое особое отношение? Не пора ли тебе обеспокоиться своей благоверной?

Я угодил прямо в больную точку и Шайнинг резко подался мне навстречу, упираясь своим лбом в лоб, так что наши роги скрестились. Какая злоба, какая ненависть… Я практически чувствую, как они резонируют с кровью в моих жилах.

— Я в ней не сомневаюсь, Сомбра, а вот в тебе — да.

— Так ты на мне не женат.

— Я не верю ни единому твоему слову и будь моя воля, ты бы уже давно избавил мир от своего присутствия. Однако, решение будет принимать Каденс, а ей свойственно пытаться рассмотреть в пони что-то хорошее, даже когда в их сердцах сплошная тьма. Так что если я почувствую, что ты пытаешься воспользоваться её добротой… Не сомневайся, я сделаю всё возможное, чтобы ты пожалел об этом.

Меня вдруг посетила запоздалая мысль… Каденс посвятила своего муженька в тайну моего попаданчества? Если да, то ненависть и презрение к Сомбре он отыгрывает так, что вполне заслуживает оскар, и мне надо бы ему подыграть, ну а если нет… Тогда не стоит с ним любезничать.

— Отойди от меня, Шайнинг Армор. Меня тошнит от запаха вонючей потной солдатни, да и изо рта у тебя несёт, как из выгребной ямы. Ты чистил сегодня зубы?

Гневно раздув ноздри и резко выдохнув, единорог-таки отступил, либо не найдя, что сказать, либо решив не разжигать конфликт. И тут же двери столовой отворились и внутрь тяжёлой походкой вошла Каденс, у которой был понурый вид. Однако увидев своего ненаглядного заступничка, венценосная кобыла улыбнулась. Тот вознамерился было улыбнуться ей в ответ, но не успел, потому что следом за Каденс вошла некто, кто одним своим видом заставил Шайнинг Армора оцепенеть в ужасе.

Некто была высока, как и Селестия, у неё была чёрная шерсть, знак полумесяца на фоне фиолетового пятна, длинный рог и сложенные по бокам крылья летучей мыши. Столь необычному летательному аппарату у пони я бы непременно удивился, если бы всем моим вниманием не завладели хвост и грива незнакомой лошадки, которые являли собой… насыщенное тёмно-фиолетовыми оттенками ночное небо, в котором я видел звезды и, кажется, даже парочку созвездий. И из-за этого необычного явления я даже не сразу заметил серебряные диадему, нагрудник и накопытники, в каждый из которых было вставлено по изумруду. Но что значат какие-то там украшения по сравнению с кусочками полотна ночного неба вместо гривы и хвоста?

Не знаю, сколько бы я любовался ими, если бы не Селестия, вошедшая в помещение следом за своей черношёрстой родственницей. А они наверняка родственники — я так подозреваю, все крылорогие из одного царственного семейства.

— Здравствуй, Сомбра, — ласково поприветствовала Каденс. — Шайнинг Армор, ты и гвардейцы можете быть свободны.

— Да, — заговорила глубоким грудным голосом чёрная крылорожка и посмотрела на рыцарей, повелительно блеснув глазами. — Вы тоже можете идти.

— Ты уверена, Каденс? — решил поиграть в заботливого муженька единорог, в то время как рыцари, почтенно поклонившись, поспешили освободить столовую от своего присутствия. — Сомбра… От него всякого можно ожидать.

— Кто бы тебя не окружал, все норовят вытереть тебе сопли, — весьма холодно зашипела черношёрстая лошадь и смерила вздрогнувшую Каденс взором сурового родителя, потянувшегося за ремнём. — Сначала Селестия с Луной, теперь твой муж. Ты и дальше позволишь сюсюкаться с тобой?

— Шайнинг Армор, — в голосе Каденс вдруг зазвучали металлические нотки, которых мне прежде не доводилось слышать, — покинь нас.

Однорогий сглотнул и, поклонившись жене, будто деспотичной госпоже, удалился. Всё-таки, нет лучшего средства против маскулинности, чем твёрдое женское слово и острый каблук, хе-хе-хе.

— Итак, Артур, — обратила на себя моё внимание Селестия, располагаясь за столом, по левую руку от севшей во главе Каденс, в то время как по правую присела незнакомая звездогривая лошадь, — Позволь тебе представить Найтмер Мун, Принцессу ночных пони и Владычицу грёз.

Найтмер Мун… То есть, “Кошмарная Луна”? Что у пони за имена такие, производные от английских слов? Что, планета поней — бывшая колония Британской империи? Однако "Владычица"… Да, именно это слово идеально описывало Найтмер Мун, ибо в отличии от Каденс или Селестии от неё действительно веяло властью. С какой статью она восседала на кристальном кресле, как выпирала её могучая грудь и вытягивалась лебединая шея…  Она не чета мягкотелой Каденс или излишне нежной Селестии, не Принцесса… Королева.

— Эм… — сглотнул я вставший поперёк горла ком и чувствуя, как сердце ускоряет свой ритм, будто у вошедшего в пубертат мальчишки, который встретил ту самую тян, которой будут посвящены его первые амурные излияния. — Рад познакомиться, Ваше Высочество, я Артур. Увы, не король, а всего лишь контрабандист, переводчик, писатель, художник… В общем, не человек, а швейцарский нож, как говорится.

Да уж… Сижу за одним столом с королевскими пони, а представился так, будто мне далеко за полтинник и я предпринимаю жалкую попытку подкатить к молодухам, в надежде что-то мне от них что-то перепадёт. Как же жалко это звучит…

Найтмер Мун тоже по достоинству оценила юморок, изогнув бровь в такой красноречивой манере, что мне стало так стыдно, будто я в особенно звучной и пахучей манере испортил воздух. Серьёзно, лучше бы я промолчал.

— О Сомбре я слышала много чего дурного, но я так думаю, что даже он произвёл бы на меня куда более приятные впечатления, чем ты своими иномирскими шутками, — презрительно процедила Найтмер Мун, надменно задрав вытянутую морду.

Однако её чванство меня не так сильно заботило, куда больше меня заинтересовали её острые клыки, которые блеснули жемчужной белизной промеж манящих чёрных губ. Она что… плотоядная?

— Говорят, — деликатным тоном вмешалась в разговор Селестия, вооружившись прелестной улыбочкой, — что наличие чувства юмора — признак здоровой психики и прекрасного душевного равновесия.

— Скорее небольшого ума, — фыркнула Найтмер Мун, напомнившая своей вредностью мою преподшу по английскому, которая на защите диплома мастерски на каждый тезис подбирала завёрнутый в вопрос контр-тезис, упиваясь и собой, и тем, как она валит студентов.

Мерзкий типаж личности, заочно настроенный на конфликт и препирательства, особенно когда всё это можно вести с высоты своего общественного положения.

— Шутки шутками, — заговорила Каденс, — но никого не интересует, что такое швейцарский нож?

— Тебя, может и интересует, племянница, но меня — не особо, — хмыкнула Найтмер Мун. — Впрочем, вскоре я узнаю, что это за нож такой.

Я закономерно предположил, что сейчас мне придётся расписать, что же это за чудо инженерной мысли, но я и думать об этом позабыл, когда мой зад вдруг оторвался от гладкой поверхности кресла и я медленно взмыл над столом, овеянный волшебным бирюзовым сиянием. Меня… левитировали. И это было очень странное чувство, так что я заёрзал, пытаясь нашарить под собой опору или хотя бы сгруппироваться поудобнее.

Несло меня прямиком к Найтмер Мун, которая смотрела на меня не мигая, будто на насекомое, которое она пронзила иглой и теперь наблюдает за его конвульсиями. Селестия и Каденс же глядели на меня с сочувствием, по которому я понял, что сейчас что-то будет…

Как непринуждённо магия подняла меня в воздух, так же легко она заставила королевскую морду развернуться к Найтмер Мун и наклониться к ней. Она так же чуть поддалась вперёд, так что я смог ощутить её тёплое дыхание и раздававшийся в нём тёрпкий аромат каких-то ягод и цветов, от которого у меня по спине побежали мурашки.

Вспоминая множественные аниме-гаремники про попаданцев, я на какой-то миг выпал с мысли, что меня сейчас поцелует одна из Принцесс-пони, но… Вместо того, чтобы соприкоснуться со мной губами, Найтмер Мун перекрестила свой рог с моим. И только я задался вопросом, в чём же смысл этого тактильного контакта, как мой мозг буквально сдетонировал, а по каждой его извилине будто заструилось кипящее масло.

Тело свело судорогой, но как-то изогнуться или выгнуться не позволила надёжно зафиксировавшая тело магия, а если я и закричал от боли, то не смог себя услышать из-за вакуума, которым словно накрыло мои уши. Но звучала в нём отнюдь не тишина, нет, а голоса. Те голоса, которыми говорили люди из моей прошлой жизни — родители, братья, друзья, знакомые… И всех они вдруг начали один за другим мелькать перед глазами, будто кто-то на полную скорость включил киноплёнку, которая принялась показывать мне кадры того моего бытия, когда я ещё был человеком.

Когда всё закончилось и видения прошлого перестали мелькать перед глазами, я это как-то не сразу понял. Валяясь на диванчике и залипая в высокий потолок, краем уха прислушиваясь к разговору крылорогих кобыл, смысл которого ускользал от меня, я старался сделать над собой усилие и хоть что-то подслушать, но воспалённый мозг отказывался что-либо воспринимать, пусть я и заставлял его напрягать раскалённые извилины. Однако не меньших усилий мне стоило заставить повернуть голову в сторону венценосного кобылета, который сидел за столом и оживлённо обсуждал мою персону, не забывая при этом поглядывать на объект своих пересуд, оценивая, очухался или ещё нет.

— …мнение по поводу этого человека? — различил я надменный голос Найтмер Мун, доносящийся словно с того края света. — Не самый худший представитель людей своего мира. Людей, которые писали историю кровью себе подобных, угнетая одних и порабощая других. Тебе Артур казался воплощением зла, Каденс? Поверь мне, если ты узнаешь о других представителях его вида, он тебе покажется просто собачонкой, которая сорвалась поводка, вырвалась в большой мир и не поняла, что ей делать.

— И тем не менее, Артур — преступник и убийца, — напомнила Каденс, к которой я воспылал жгучей благодарностью за то, что она лишний раз напоминает о моих грехах. Спасибо, что ещё можно сказать?

— Ха-ха-ха, — зашлась смехом Найтмер Мун, который своим звучанием походил на кряканье, — если бы он занимался контрабандой и убивал в интересах своей страны, то проблем бы у него не было. А так он это делал в своих интересах и, естественно, на него сразу вешается ярмо “преступник”.

— Найтмер Мун, это… — предприняла попытку возразить Каденс, но тётка среагировала быстрее.

— Каденс, законы пишутся для простых смертных, а не для государства и, когда надо, государство с лёгкостью их нарушает, если превалирует выгода. Включи мозги и вспомни мои уроки! Когда те, кто стоит по ту сторону закона, работает на власть — они хорошие, когда на себя — плохие.

Иронично… В мою защиту высказывается та, от кого я вообще не ждал поддержки! И главное кто — целая правительница, которая должна презирать законопреступников! Давай, Найтмер Мун! Если бы мне был гарантирован такой адвокат в российском суде, как ты, я бы не покончил с собой!

— Я… — неуверенно начала Каденс. — Я не спорю, что порой на преступления толкают обстоятельства. Если какой-то пони из-за голодной жизни отважится на воровство, я могу это понять, но убийство, тем более из ненависти, когда в этом не было необходимости.

— Хорошо, бессмысленная смерть тебе не нравится. А если у неё будет смысл? — спросила Найтмер Мун и воображение сразу же представило её вытянутую морду, осклабившуюся в кровожадной улыбке. — Мы тут сидим и думаем, что делать с Артуром. У него на копытах кровь и он живёт в теле деспотичного безумца, который погубил тысячи жизней и может погубить ещё больше. Если его смерть, смерть одного, спасёт тысячи, ты убьёшь его? Такой мотив для убийства тебе понравится?

— Найтмер Мун! — негодующе повысила голос Селестия, от которого, как мне показалось, даже задрожали окна.

Чёртова лошадь, поспешил я с выводами…

— Не надо повышать тон, Селестия. Каденс теперь политик и она должна привыкать к тому, что перед ней будут вставать подобные решения. Соверши небольшое зло, чтобы избежать другого, большего зла.

Блядь… Когда беседы на подобную тему ведутся в обыденной обстановке, возникает желание блеснуть интеллектом и показать, какой ты весь из себя философ, но когда в фокус подобных обсуждений попадаешь лично ты, хочется потеряться и не находиться. И именно этим желанием я воспылал, прислушиваясь к разговору троицы Принцесс. Настолько сильно воспылал, что даже ощутил, как из самого моего нутра по телу начала медленно распространяться сила, благодаря которой я смогу преодолеть слабость и вырваться из стен этого вшивого дворца. Вырваться и умчаться куда подальше от бесхребетной Каденс, лицемерной Селестии и этой… Найтмер Мун.

Распоряжаться мной, как вещью… Я не позволял этого людям, не позволю и этим непарнокопытным тварям.

— Зло и убийство, остаются злом и убийством, даже если они совершаются ради того, чтобы спасти тысячи жизней. Извини, Найтмер Мун, но сейчас я… не хочу это обсуждать, — сказала Каденс, сжав розовые губки, и, поднявшись с насиженного места, поцокала в сторону моей обессиленной тушки.

Её слова… Ещё мигом ранее я был готов словно взорваться от той силы, что начала бурлить в моём беспокойном сердце, но решение Каденс… Они были подобны солнцу, которое вдруг проступило сквозь тучи в тяжёлый ливень и разогнали их.

— Артур, ты как? — озабоченно спросила розовенькая поня, присаживаясь возле кристального диванчика и смотря на меня с такой жалостью, что мне показалось, что она изменит своим принципам и предложит мне милосердную пулю, пущенную в висок.

— А по мне не видно? Пиздец… Что это было? Легеминация? Чтение мыслей?

— Чтение памяти, — заговорила Найтмер Мун. — Я видела твою жизнь с момента рождения до сегодняшней ночи. Видела всё, даже то, что ты забыл.

Поскольку я жил в век сверхвысоких технологий, среди людей обоснованно витала параноидальная мысль о тотальной, но скрытой слежке со стороны мирового правительства и спецслужб. А мне, как нелегальному курьёру со скрытыми каналами связи, приходилось быть особенно осторожным. И чтобы не сходить с ума, как большинство людей, которые опасались что сведения о их жизни стали доступным третьим сторонам, я жил, воображая, что все знают и историю моего браузера, и мои тёмные дела. Я всегда был готов ко встрече с людьми, у которых будет компромат на меня. Но эта Найтмер Мун с её чтением памяти… Совершенно иной уровень.

— Что у тебя с лицом, Артур? — чёрная морда кобылы осклабилась в издевательской ухмылке. — Испугался, что я узнала пин-код твоей кредитной карты?

— Оставь Артура в покое, тётушка. Ты не видишь, как ему плохо? — озабоченно спросила Каденс, снимая накопытник и прикладывая переднюю ногу к моему лбу. Эх, Каденс, святая ты душа… Несколько дней назад поносила меня за мою предсмертную выходку, а теперь чуть не слёзы по мне льёшь.

— Может позвать лекаря? — участливо предложила Селестия.

— А место на кладбище вы не хотите ему подобрать поживописнее? — едко спросила Найтмер Мун. — Я всего лишь просмотрела его память, ничего особенного. Не моя вина, что его рассудок оказался не готов к ментальному воздействию. Через несколько минут он придёт в себя.

— А какой вообще в этом был смысл? Я же вам всё рассказал, все карты выложил, так сказать.

— Мы имеем дело с Сомброй, Артур, — вздохнула Селестия, — и у нас не было уверенности, что он не притворяется кем-то, чтобы избежать кары или как-то сбить нас с толку.

— Доверяй, но проверяй, верно? — через силу ухмыльнулся я. — Чего же вы в прошлый раз в голову ко мне не полезли? Я бы тогда не прикидывался Сомброй, пока вы меня своими вопросами не прижали.

— Хотели посмотреть, как ты… вернее, Сомбра, будет себя вести. Если бы общение заладилось, то обошлись бы без участия тётушки Найтмер Мун, — ответила Каденс и, непонятно откуда, перед моей мордой возник стакан с водой, овеянный нежно-голубым сиянием. — На, выпей.

— И хоть ты первые минуты старался не выдавать себя, — заговорила Селестия, в то время как я принялся жадно опорожнять в себя предложенное питьё, — я с самого начала поняла, что с Сомброй что-то не так. У тебя буквально на лице было написано, что ты далёк от понимания того, о чём мы с Каденс говорим с тобой, что происходит вокруг тебя… В общем, и мина была плохая, и игра неважная, Артур, — насмешливо, но без тени того высокомерного ехидства, которое было присуще Найтмер Мун, улыбнулась Селестия. — Ты так и напрашивался на то, чтобы Нуна устроила тебе сеанс ментальной магии. Впрочем, как можно разыгрывать из себя того, кого ты не знаешь и не понимаешь? Однако, ты молодец, что решился признаться и в том, кто ты, и что у тебя был не самый… законопослушный образ жизни.

— О да… — саркастично протянула Найтмер Мун. — Можешь теперь сделать его Элементом честности вместо Эпплджек.

— Кстати, да… Что теперь со мной будет? — задал я вопрос, который не давал мне покоя вот уже несколько дней. Его разрешение было совсем близко и я надеялся уже этой ночью узнать, каким оно окажется.

— Пока ничего не могу сказать, Артур, — сокрушённо покачала головой Каденс. — Надо подумать. Ты вообще не должен был становиться частью всей этой истории. Но ты здесь, живой, в теле не самого благочестивого пони… И это вносит свою сумятицу.

— Было бы намного проще, если бы Сомбра был на своём месте, да?

— История не знает сослагательного наклонения, Артур, — блеснула аметистами глаз Селестия. — Если бы, было бы… Это не имеет значения. Важно то, что случилось. И как с этим жить.

— Ты мне это говорить будешь? Я и своё успел отжить, а теперь ещё и доживаю за этим вашим Сомброй, грехи которого мне никуда не упёрлись.

— Есть чем похвастаться, верно? — спросила Найтмер Мун и гадливо засмеялась под прицелом хмурых глаз Селестии и Каденс. — И не надо на меня так смотреть. Наша бессмертная плеяда живёт уже не один век, а кому из нас довелось умереть и восстать из мёртвых? Кому из нас повезло побывать по ту сторону бытия, а? — уже без какого-либо намёка на веселье поинтересовалась Найтмер Мун и белая, и розовая кобылы серьёзно так призадумались после её слов. — Кстати, раз уж речь зашла о загробном мире… Какой он? Что ты видел? Что ты чувствовал, когда находился там?

— Ты же рылась у меня в голове. Неужели ничего не увидела?

— Нет, не увидела. И поэтому я спрашиваю здесь и сейчас — что было там, в посмертии? Туда, куда попадём мы все, когда наши дни подойдут к концу?

Голос Найтмер Мун угрожающе повысился на парочку децибел, но упал на несколько градусов, став по своей холодности сравнимым с сибирскими морозами. И я понял, что если она не дождётся от меня хоть какого-то ответа, то попытается его просто вырвать.

— Хватит, тётушка, — предприняла Каденс весьма бойкую попытку вступиться за меня. — Ни к чему эти малоприятные разговоры о смерти. Тем более сейчас, когда Артур ещё не оправился от твоей магии.

— Спасибо, Каденс, но всё нормально, — поспешил я осадить заступницу. — Мне тоже было интересно, что нас ждёт там, после смерти. И знаешь, весьма прозаично то, что вопреки христианским, буддийским и прочим религиозным бредням там нет… ничего.

— Ничего? — переспросила Найтмер Мун, ушки которой неоднозначно дрогнули.

— Да, ничего. Ни апостола Петра, ни бога, ни Аллаха, ни Макаронного монстра, ни душ тех, кто был мне близок. Ничего и никого там нет.

Уж не знаю, какой эффект мои слова произвели бы на людей, где каждый рассуждал о загробной жизни так, будто слышал о ней из уст тех, кто успел там побывать, но на бессмертных поней моё откровение подействовало весьма… неоднозначно. Найтмер Мун хоть и не переменилась в лице, продолжая смотреть на меня с насмешкой и превосходством, но гонора в ней значительно поубавилось. Селестия задумчиво смотрела в мою сторону, но с таким выражением, будто глядела сквозь меня. Куда более эмоциональной была Каденс, которая после услышанного как-то загрустила, понуро свесив ушки и будто постарев на пару десятков лет.

— Это… — к моему удивлению, первой из кобыльей троицы заговорила именно Найтмер Мун, но просевшим и напряжённым голосом. — Это было похоже на сон? Или на кому?

— Я не знаю, всё произошло слишком быстро, — прокряхтел я, кое-как переходя в сидячее положение. — Сначала была агония, а потом я… не знаю. Когда я умирал, в какой-то момент я будто моргнул, а когда открыл глаза, то уже был… Сомброй. Хотя… наверное, это можно сравнить со сном. Может быть, что-то и было, но я не запомнил. Говорю же, если ты не прочитала ничего об этом в моей памяти, то откуда мне знать, что происходило моей душой?

— Скажи мне, Артур, — заговорила Селестия, — каково тебе сейчас? Целая жизнь прожита и, внезапно, у тебя началась новая. В чужом теле, на котором клейма ставить негде.

— Никак. Я хоть и живу, но от меня ничего не зависит. Пока что такая себе жизнь.

— А что бы ты сделал, если бы обрёл свободу? — дразняще поинтересовалась Селестия, заставив меня почувствовать себя комнатной собачонкой, перед которой трясут сочным куском мяса.

— Учитывая тот факт, что я в теле деспота и меня хочет порвать на куски вся Кристальная империя, то свалил бы в какую-нибудь Аргентину, если она есть в вашем мире, где до меня никто бы не добрался.

— Берёшь пример с одного известного художника со смешными усиками? — усмехнулась Найтмер Мун, которая доселе со скучающим видом рассматривала свои серебряные накопытники, отчего я снова покрылся холодным потом.

Нет, серьёзно, даже если чтение мыслей — это как чтение книги, неужели она смогла осилить её целиком за один заход? Все мои тридцать с небольшим лет за несколько минут? Это магия такая или она сама по себе — уникум от мира пони, которая по способности к усвоению информации сравнится с продвинутой нейросетью?

— Один вопрос… Насколько хорошо ты просмотрела мои воспоминания?

— Достаточно хорошо, чтобы рассказать всем историю твоего браузера, — вдруг заявила Найтмер Мун и её глаза угрожающе вспыхнули, а на морде растянулась такая ухмылка, которая грозила чёрной кобыле растяжением щёк.

Так и запишу — нейросеть на максималках. Интересно, она сама осознаёт, какая могущественная сила лежит в её копытах?

— Да я сам расскажу, если попросят. Но сейчас не о моём браузере, а о том… Что вообще? Что в итоге? — спросил я и посмотрел на присевшую рядом со мной Каденс. Хоть из крылорогих она самая младшая, последнее слово очевидно за ней.

Её тётки также это признавали, иначе не промолчали бы и не скрестили взгляды на племяннице, которая сидела вся на иголках и нервно шарила ошалевшими глазами, да постукивала копытцами.

— Артур, я… Я пока не готова принять решение.

— В каком смысле ты не готова принять решение? Выяснили уже, что я никакой не Сомбра.

— Это да, но… ситуация не самая однозначная. Мне… Мне надо подумать. Прости.

Конечно, я рассчитывал услышать, что отныне я свободен и волен убираться на все четыре стороны и подобная нерешительность со стороны Каденс отозвалась полыханием в пятой точке. Но если поставить себя на её место и приплюсовать её нежелание причинять боль и страдания, то… Её можно понять. И я так же смогу принять то, если она вдруг решит избавиться от меня — через себя не так уж и сложно переступить через, когда речь заходит о политической выгоде.

— Думай, Каденс. Думай и решай, что со мной делать. Я могу ещё посидеть в тюрьме. В конце концов, спешить мне некуда.

— У меня к тебе есть один вопрос, Артур… Ты преступник. Не такой, как Сомбра. И на твоих копытах есть кровь. Скажи мне, если бы ты угодил не в Сомбру, а в обычного пони, который волен делать всё, что угодно, то… Как бы ты жил?

— По совести и так, чтобы другим не мешать жить.

— Ответил так, будто хочешь, чтобы от тебя отвалили, — не упустила возможности заявить о себе Найтмер Мун, в то время как Каденс и Селестия, похоже, остались удовлетворены ответом.

— Ну а что мне, сказать в какой я университет планирую поступить и на какую профессию буду учиться — на тягловую лошадь или на скаковую? Я не знаю, что меня ждёт за стенами этого дворца. Ну, кроме недовольных пони, которые хотят меня линчевать.

— Что значит “линчевать”? — озадачилась незнакомым словом Селестия и в довольно забавной манере наклонила голову, напомнив мою собаку — та так же кренила голову в разные стороны, когда слышала незнакомые звуки.

— То же самое, что устроить самосуд. В общем, я не знаю, чем займусь, если меня выпустят на волю, но что я точно постараюсь сделать, так это не просрать вторую жизнь.

— Даже если придётся жить под чужим именем и нести ответственность за грехи Сомбры? — спросила Селестия, в чьём голосе и взгляде мне не сложно было разглядеть живой неподдельный интерес.

Ей интересен не я, а мой попаданческий случай. Она бы с таким же любопытством посматривала и на какого-нибудь задрота-Васю на моём месте, который всю свою жизнь провёл в виртуальной реальности, где он повелитель вселенной и гордый обладатель гарема из лолей или фуррей, но в реальности — ничего из себя не представляющий ноль, потными ладошками спускающий оргазм себе в трусы и мечтающий о том, чтобы сдохнуть и переродиться в другом мире. Там-то он, не реализовавший себя на Земле гений, уж точно всех нагнёт.

— Да. Я хочу жить, даже если буду ходить под чужим именем и нести на себе груз преступлений Сомбры. Но именно что жить, а не существовать.