На периферии тьмы
I.I. Из пепла посмертия
Пуля вонзилась в металлическую оболочку баллона и я будто в замедленной съёмке разглядел, как она высекла искры. Искры, разросшиеся до взрыва, которой мигом позже объял меня пламенем и нестерпимым жаром. Возник рефлекторный порыв зажмуриться или отвернуться, но я бы всё равно не успел этого сделать, поэтому заставил себя сидеть и смотреть в лицо собственной смерти. Но любовался я ей доли секунды, прежде чем взрывная волна не затолкала глаза куда-то в область затылка и я не испытал ни с чем не сравнимую боль.
Агония была неописуема, как и волна смешанного с ужасом мрака, которая захлестнула меня, когда вспышка взрыва угасла в моих переставших что-либо видеть глазах. Я растворился в ней и где-то там, в тёмной бездне, я видел…
…видел, как мать впервые берёт меня на руки, видел парк аттракционов, куда отец часто водил меня, когда я был ребёнком. Видел любимую бабушку, которая всегда потчевала меня пирожками, мороженками и прочими нямками, которые так нравятся детям. Видел и старшего брата, с которым любил играть в зомби или ниндзя. Для этого нам была нужна всего лишь пара пластмассовых автоматов или добытых в кустах, растущих в нашем дворе, палок. Да, мы были из тех редких детей, кто предпочитал проводить время в реальности, а не в виртуальном пространстве.
Да, детская пора была воистину славна.
А потом школа, где готовят к той жизни, которой нет за её пределами… Дегро-одноклассники, держащееся либо стадом, либо маленькими шакальими стайками, готовое загонять и травить тех, кто отличается от них. Ущербные создания, палящие в смартфоны на уроках и внимающих тому дерьму, которое им в головы заливают какие-то блогеры, а потом, ослеплённые своей безответственностью, нагло просящие что-то там списать.
И учителя — главные пастухи этого стада дебилов и вторые лицемеры после родителей, с которым детям предстоит столкнуться… Они научат тебя быть честным, послушным, ответственным и покладистым, а потом выпустят тебя в большой мир, где всем заправляют лжецы, подхалимы и тунеядцы, для которых ты, такой хороший мальчик, станешь одним из средств достижения своих целей.
В школе я понял, что общество живёт по законам дикой природы — все хотят сожрать, но не быть сожранными. Животные в этом плане много лучше людей. Какой хищник будет разыгрывать из себя друга перед добычей, прежде чем съесть её?
А потом… брат вернулся с войны в Туркменистане, которая началась со свержением режима Бердымухамедовых. Вернулся в мундире, с парой бесполезных наград на груди и в цинковом гробу. Он был хорошим человеком, но глупым, иначе бы не расплатился своей жизнью за долг, которого не брал.
И глядя на него, на слёзы матери, хмурое лицо отца, виднеющееся за сигаретным дымом, я для себя решил, что не повторю его ошибки — не позволю никому распоряжаться моей жизнью.
Затем универ, потом работа, где ты крутишься, как белка в колесе… Но вот грянула Цифровая революция, колесо переводческой деятельности сломалось и мне срочно нужно искать новое. Сначала — мелкие конторы, куда не добрались нейрочипы с машинными переводчиками, затем — официантом. Надеялся, что временно, до тех пор пока не найдётся работа, достойная моего образования.
Но время шло, я всё так же продолжал разносить жрачку людям, для которых я был не более, чем ходячим бейджиком с руками, а протесты миллионов людей по всему миру никоим образом не способствовали тому, чтобы последствия технического прогресса обратились вспять. И я понял, что нужно что-то менять.
Квартиры быстро обрели 4новых владельцев, а я нашёл свой верный трейлер, на котором колесил по всей России, от Кавказа до Камчатки, развозя посылки. Многие прибегали к услугам нелегальных и нечипированых курьеров отнюдь не потому, что передавали что-то запрещённое, а потому, что боялись тотальной слежки со стороны государства и мирового правительства. И я не думал им отказывать.
Потом первая контрабанда, за которую платили особенно солидно, затем вторая и вот я на кривой дорожке криминала, которая привела меня к тому печальному итогу, к которому привела.
Вот и вся моя жизнь, подобная неудачной катке в какой-нибудь РПГ… И ведь даже нельзя выбрать старое сохранение, чтобы попробовать переиграть.
Жизнь кончена, всё… Game over. You are dead. Потрачено. И даже нажать функцию “начать заново” нельзя.
Но отвратительно не это, а то, что я сам себе создал ад. Я думал, что смерть займёт всего лишь долю секунды, но агония всё продолжалась и продолжалась. Время будто остановилось, чтобы я мог в полной мере прочувствовать то, как взрыв срывает кожу и плоть с моих костей… Хотел уйти красиво, показать фак всему миру, а в итоге просто пукнул в вечность.
И когда уже начало казаться, что этот мрак, этот ужас посмертия и нескончаемая агонию будут длиться вечно, пустота загробия вдруг заговорил со мной целым гвалтом незнакомых голосов:
— Он очнулся!
— …с ним делать?
— Зовите… и… Армора!
— …уйдём, пока он не очухался!
Все эти голоса… Услышать их и не ощутить сокрушающей кости взрывной волны — это было невероятным облегчением. На какой-то миг мне показалось, что это с того берега Стикса меня кличут все те, кого я любил, но нет… Голоса были незнакомы.
И пусть их обладатели явно не были дружелюбно настроены по отношению ко мне, но пока они беседовали на повышенных тонах, я успел проморгаться и обнаружить себя валяющимся… то ли в обезьяннике, то ли в камере предварительного содержания.
Можно было бы предположить, что меня каким-то чудом вытащили с того света, но за решёткой вместо ментов стояли низкорослые лошади, пони. Таких несуразных и неестественных пропорций, словно их рисовали для детских мультиков.
Все они были разноцветные, с круглыми головами, маленькими мордами и здоровыми глазами, которые, казалось, могут вывалиться наружу. А ещё все они были облачены в доспехи. Выглядели они чужеродно, будто зверушки какого-то инопланетного зоопарка.
Я всё это отмечал мимоходом, не в силах удивляться так, как если бы всё было взаправду. Если всё это предсмертная галлюцинация, то она невероятно убедительная.
И пусть я явно пребывал не в своём уме, но это не значило, что я не мог прочитать те чувства, которые испытывали необычные животинки. Кто-то из них боялся и призывал все остатки выдержки, чтобы не обоссаться, кто-то злопыхал гневно и только стальные прутья решётки удерживали их от того, чтобы наброситься на меня и залягать до полусмерти, а кто-то ещё не определился с эмоциями и пребывал в ступоре.
Но не столько это было важно, сколько то, что я дышал полной грудью и не чувствовал ожидаемой боли. Словно не было ни пулевых ранений, ни взрыва, в котором моё тело должно было запечься. Я — жив. После всего, что было, я всё ещё жив. И могу не только дышать, но и двигаться.
— Он шевелится! — взвизгнул кто-то из стоявшего перед решёткой боевого табуна, болезненно резанув окриком по моим ушам, так что с моих уст рефлекторно сорвалось:
— Завали ебало!
И как часто бывает, подобное требование возымело обратный эффект:
— Он разговаривает!
— Бегите! И не слушайте его, он может наслать на нас проклятия!
Ещё секундой ранее сохранявшие хоть какое-то подобие боевитости пони умчались, оставив меня наедине с собой.
И словно только их присутствие отпугивало от меня болезненные воспоминания, поскольку стоило воцариться тишине, как стали накатывать предсмертные ощущения.
Я вспомнил скрежет шин полицейских машин за окном и то, как сердце ускорило ритм, предчувствуя неприятности, из которых мне уже не выпутаться. Вновь возникло желание потянуться к оружию, чтобы защитить себя.
Затем — вспышки и хлопки выстрелов в ночи. И хоть кровь бьёт в висках от переизбытка адреналина, приходится сохранять хладнокровие и сосредоточенность.
Вновь я вижу, как один подстреленный полицейский падает за другим, как подъезжают новые машины служителей правопорядка и перестрелка продолжается с новыми силами. Я чувствовал себя чёртовым Рембо, который положит легион наступающих на него врагов, но непременно выживет. Но вот я получил первое ранение и та боль, которую оно причинило, напомнило о том, что я так же смертен, как и те, в кого я стреляю.
Герои шутеров живут обычно меньше минуты. Я продержался немного дольше. Ну а затем — взрыв газового баллона, который должен был отправить в небытие как меня, так и тех, кому хватило наглости переступить порог моего дома. И то пекло, в которое обратился трейлер, своим жаром начало вторить той ненависти, которой горело моё сердце. Жгучей и неукротимой ненависти, которое могло жечь и выжигать людей, найди я способ превратить её в оружие.
Как сгорал я в своём верном домике на колёсах, так же я хотел, чтобы истлели и другие люди. Чтобы все те, кто не знал мук и страданий, испытали их в полной мере просто потому, что я хочу этого.
И сейчас, пока я валялся на лежанке, именно это могучее, но на самом деле бессильное чувство вернуло меня к реальности.
Вместо того чтобы залипать в ту точку, где несколькими секундами ранее находился отряд боевых поней, принялся оглядываться, оценивая обстановку.
То, что я поначалу принял за обычный приёмник в ментовке выглядело как… Как темница в какой-нибудь фентези-игре. С потолка свисают цепи и кандалы, на стенах горят факелы. Иронично, что я оказался именно в том месте, в которое так не хотел попадать.
И пусть после пережитого очень хочется поваляться, но ползающий по полу сквозняк не позволит мне такой роскоши. Надо хотя бы какую-нибудь лежанку отыскать, что ли, так что собираюсь со скудными силами и пытаюсь подняться с налёженного места.
Однако сделать это помешало внезапно обнаружившееся отсутствие кистей. Вместо ладоней, таких удобных, с пальцами, оказались копыта. Чёрные, потёртые и твёрдые копыта, которые переходили в костлявые, как палки, и покрытые тёмной шёрсткой передние… ноги? И реакция на такое открытие у меня была соответствующая:
— Что за… ебота?
Однако в ступоре я пребывал недолго. Меня озарила весьма страшная мысль — если у меня так радикально переменился набор верхних конечностей, то что с остальным телом?
Не веря своим глазам, я рассматривал худую грудь, выпирающие бёдра, впалый живот, такие же задние ноги с копытами, как и передние, а ещё хвост… Чёрный лошадиный хвост, на котором я сидел своим костлявым лошадиным крупом. Открытие не было бы столь страшным, если бы всё ранее перечисленное не было моим новым телом.
С ужасом я смотрел, как животные конечности отзываются на мои команды, с замиранием сердца я чувствовал, как прижатый к полу задом хвост пытается мотыляться из стороны в сторону. А ещё уши… Я мог ими двигать и поскольку нервы были на пределе, слуховым аппаратом я вертел на все триста шестьдесят, так что аж начало сводить ушные мышцы. Но крутил я своими локаторами не потому, что это было весело, а потому, что не знал как совладать с ними.
И изучив тело, настала очередь взяться за то, что было выше. Зеркала в пределах досягаемости не было, так что пришлось действовать тактильным методом.
Затаив дыхание, я поднёс переднюю ногу к лицу и коснулся вытянутой морды, на которой судорожно раздувались широкие ноздри. Я повёл копытом выше, оглаживая прямоугольник своей новой физиономии, затем коснулся щеки, а после — длинного рога, растущего из лба.
И будто прикосновения к себе — это было как раз то, что нужно, чтобы окончательно понять следующее:
— Я что, стал пони?
Сказать, что кристальные пони были рады приветствовать Каденс, как свою новую правительницу, это ничего не сказать. Едва Сомбра лишился сил, как освобождённый от его гнёта народ поспешил присягнуть на верность Принцессе любви и вознести её на трон Кристальной империи. И Каденс была признательна тому доверию, которое ей оказали новообретённые подданные, но только они не осознавали того, что вместе с тем взвалили на неё и тяжкую ношу, к которой аликорн была не готова. И чтобы не рухнуть под её тяжестью, Каденс нужна была помощь.
Сколь ни был чуток к ней и исполнителен в своих воинских обязанностях Шайнинг Армор, но его участия было недостаточно, чтобы справиться с потребностями и заботами целой страны, которая вернулась в реальность из тьмы тысячелетнего забвения.
При помощи кристальных пони Каденс провела перепись населения за пару дней, начала составлять учёт земельных участков, проводить ревизии складов… В общем, решать вопросы учёта различного рода ресурсов и бухгалтерскую волокиту, без завершения которой Империя не сможет не то что встать на ноги, но и начать какие-то потуги по выходу из нынешнего запущенного положения.
Вот и сейчас Каденс, заседая в королевском кабинете и перебирая бумаги, делала всё возможное, чтобы вытащить страну из той клоаки, в которой она оказалась. Ну и заодно пыталась понять, за какие заслуги она называлась империей.
Однако от размышлений её отвлёк появившийся в дверях Шайнинг Армор, который порысил в сторону супруги.
— Шайни! — воодушевлённо поприветствовала единорога Каденс, перелетая через заваленный документами внушительных размеров кристальный стол и обнимая возлюбленного. — Как я рада тебя видеть. Хоть какая-то радость за весь день возни с этими бумажками.
— Я тоже рад тебя видеть, моя мармеладка, — с улыбкой на губах произнёс жеребец, потираясь носом о мордочку кобылицы. — Мне, конечно, понравилось проводить последнее время в оружейных и арсеналах, изучая оружие и доспехи, но не так сильно, как тебя.
— Никогда не понимала твоей тяги к этим железякам, но раз уж ты мой фельдмаршал, то я готова о них послушать…
— Не о чём слушать. Большая часть вооружения, которое Сомбра штамповал, когда готовился к завоеванию Эквестрии, пришла в негодность. Уцелело только то, что либо было хорошо законсервировано, либо просто не подвергалось воздействию времени. Всякие артефакты и прочее… Так что придётся как-то наращивать вооружение.
— Ох, наращивать вооружение… — Каденс демонстративно закатила глаза. — Можно же направить промышленность в мирное русло! Представь сколько всего можно сделать для простых пони, если не тратить средства на оружие!
— Ты никогда не любила ратное дело, Каденс, и я понимаю тебя, — с улыбкой произнёс Шайнинг Армор, — но те, кто может держать в копытах оружие, всегда пригодятся Кристальной империи, чтобы защитить её от таких, как Сомбра. А такие как он непременно будут. Всегда будут.
— Я знаю, просто не понимаю, почему такие, как Сомбра, вообще существуют и откуда они берутся. Можно же жить мирно и наслаждаться тем, что тебе отведено, вместо того, чтобы пытаться жить праздно, принижая и держа в неволе других…
— Такие всегда будут появляться, Каденс. Нам просто нужно быть к этому готовыми.
— Но не раньше, чем мы наладим дела в Империи, а для этого первым делом нужно реанимировать бюрократию. Как говорит тётушка Селестия, бюрократия — это кровеносная система государства!
— И как успехи, реаниматор? — ухмыльнулся Шайнинг Армор.
— Худо-бедно, но что-то приходит в движение. Хотелось бы, чтобы всё всё было побыстрее, но ты сам знаешь, управление государством это долгоиграющее дело. Надеюсь с приездом Селестии всё пойдёт быстрее. С ней ведь приедет целый штат придворных летописцев, вельмож и чиновников!
— Это непременно. Империя буквально отстала от времени на тысячелетие и вряд ли без помощи извне она успеет… нагнать сегодняшний день.
— Это точно, — согласилась Каденс и в очередном порыве нежности прижалась к Шайнинг Армору.
Несколько минут с возлюбленным — это казалось Каденс достаточной наградой за несколько часов возни с осточертевшими документами и она считала, что имеет на это полное право. Но вдруг раздавшийся со стороны дверей спешащий цокот дал молодой Принцессе ясный намёк на то, что такого она себе позволить не может.
В кабинет ворвался запыхавшийся гвардеец-пегас, который не смотря на усталость старался принять надлежащий вид и доложить по солдатской форме:
— Ваше Высочество Принцесса Каденс, спешу доложить, что низвергнутый Сомбра пришёл в себя!
Я не особо религиозный человек и над всякими раями, адами и колёсами сансар откровенно угораю, считая всё это бреднями и выдумками, которые внезапамятные времена выдумали не самые глупые люди, чтобы удержать в повиновении не самых умных. Однако очнувшись после смерти в теле пони я был близок к тому, чтобы уверовать во всё это. Может, в чём-то те же буддисты были правы и после смерти нас всех ждёт кармическая ответственность за всё содеянное. Иначе бы я не оказался после смерти там, куда так опасался попасть — за решёткой.
Одним словом — обдумать есть что. И я бы определённо этим занялся, если бы умчавший сверкая копытами отряд боевых лошадок не вернулся и не занял прежнее место перед решёткой, принявшись о чём-то перешёптываться, время от времени бросая на меня косые взгляды.
К этому моменту я вернул себе своё прежнее расположение духа, решив для себя, что эти пони — почти как люди. А что? Язык их понимаю, ведут себя они так же, как и двуногие. Резонно же?
Пользуясь случаем, я их рассмотрел и обнаружил, что помимо цвета они отличаются друг от друга наличием или крыльев на боках, или одним рогом на голове, или отсутствием и того, и другого. То есть… Крылатые пони могут прям летать? А рогатые что, бодаются?
И хоть открытие я сделал интересное, та активность, которую боевой табун развёл в непосредственной близости от меня, не могла не напрягать. Я хотел побыть один, поваляться, подумать, а эти чёртовы перешёптывания в паре метров неимоверно действуют на нервы.
— Хули вы там шифруетесь?
— Что такое “хули”? — с новым приливом энтузиазма принялись переговариваться пони.
— Наверняка какое-то тёмное заклинание!
— Или заговор!
— Слышьте, парнокопытные, я вам что, мебель?
— Замолчи! — нашёл-таки яйца что-то сказать мне в глаза один из пони с особенно пышным плюмажем, командир не иначе. — Мы знаем, что в твоих словах — заговоры и проклятья. Веками ты держал нас в рабстве, запуганных и униженных, но знай — больше мы тебя не боимся. И не позволим вновь заковать нас в цепи, — командир поневого отряда угрожающе топнул копытом, а его товарищи, явно вдохновившись его словами, повторили за ним, стараясь запугать меня.
Я же мог только искренне офигевать с тех обвинений, которые полетели в моей адрес. Я бы куда меньше удивился, если бы мне начали предъявлять по существу за всё то, в чём я был повинен там, в своей прошлой жизни. Но то, что я держал кого-то в рабстве… На такие обвинения я могу ответить только посылом на одно известное место. Но что если…
Что если меня постигла участь одного из тех попаданцев, про которых снимаются однотипные штампованные японские мультики? И что если меня будут судить за грехи того, в чьём теле я оказался? И если это случится то, сука, мне ведь даже ответить будет нечего!
— Уже не терпится узнать, какое наказание тебе изберёт Принцесса Каденс за все твои злодеяния, — продолжал меж тем командир боевых коняшек, явно почувствовав доминирующее положение, как и полагается порядочной шавке при исполнении, стоящей по ту сторону решётки. — Многие хотят, чтобы тебя до конца твоих дней бросили за решётку, но я считаю…
— Круто, до скольки считаешь? До десяти?
— До скольки надо, Сомбра, — ага, значит вот как меня теперь будут звать. — Но я считаю, что тюрьма — для тебя слишком большая роскошь. Тратить ещё деньги на твой прокорм… Тартар для тебя самое подходящее место. В его бездну всегда сбрасывали всяких злобных тварей, которым не место в нашем мире. Там ты будешь чувствовать себя среди своих.
На доброе имя Сомбры, в которого я угодил, мне откровенно наплевать — может он был тем ещё подонком, для которого и смертная казнь будет избавлением от ответственности. Но вот что точно я не могу воспринимать спокойно, так это вот эти безнаказанные поддразнивания и подначивания. Всё равно, что тыкать палкой в собаку зная, что она тебя не укусит.
— Не знаю, как по вашим, лошадиным понятиям, но по моим, ты та ещё крыса, — сказал я, поднимаясь с нагретого своим крупом места и направляясь к спасительной решётке. — Чё ты стоишь там, за дверью, и зубоскалишь в мою сторону? Если есть, что предъявить, чего ты раньше молчал? Ждал пока обстоятельства сложатся?
Боевые поняшки позорно отступили, будто между нами не было никакой преграды, а я был не костлявой клячей, которая плуг с места не сдвинет, а Буцефалом, с которым Александр Македонский дошёл до самой Индии. Даже командир сменил самодовольство на испуг и неуверенно попятился, пока не упёрся задом в дверь соседней камеры.
— Вы, конечно, можете делать со мной всё что хотите, хоть на бутылку посадить. Только я даже в таком положении не побоюсь тебе сказать, кто ты такой. Хочешь?
Если судить по выступившим на шёрстке капель пота, пони очевидно этого не хотел, но понты нужно было как-то поддержать, и он, шагнув мне навстречу, произнёс:
— Ну давай, скажи. А я тебе потом наглядно покажу, где твой королевский статус, власть и венценосные привилегии.
О как… Оказывается, Сомбра был королём. Может быть даже таким же хорошим, как Джоффри, раз уж его заключению так радуются. Наверняка угнетённые подданные не прочь посмотреть, как он и в петле болтается, и в огне горит, и на колу извивается, так что лишний раз не стоило бы их злить, но… Я уже один раз отважился принять смерть, так что с чего бы мне бояться какого-то мелочного поняку? Что мне помешает высказать то, что на сердце и на уме?
А я знаю, что. Вернее, кто — крылорогая розовая лошадка с прелестной золотой диадемочкой на голове, таким массивным ожерельем на груди и… туфельками на копытах? А это была именно лошадка, если судить по пышным ресницам, теням на веках, выразительным нежно-фиолетовым глазам и чуть более утончённой, чем у солдат, морде. Но впечатлила меня не только необычная для копытного существа женственность, но и странная метка на заднице в виде кристального сердечка. Это тату, или что?
— Доброго здравия, Ваше Высочество Принцесса Каденс! — сразу же поспешили с выказать почести бравые солдатики, пав ниц перед вошедшей кобылой.
— И вам доброго здравия… мои маленькие пони, — попыталась изобразить само радушие эта… Каденс. Но видимо, моё присутствие мешало ей радоваться оказываемому почтению, иначе бы она не поглядывала так нервно в мою сторону.
Так, если Каденс — Принцесса, то кем она приходится Сомбре? Дочь? Родственница? Или… Узурпаторша!
— Как вёл себя заключённый? Проблем не было? — деловито осведомился вошедший следом за лошадинной Принцессой накаченный белый единорог с тёмно-синими волосами и… значком щита со звёздочками на крупе? Серьёзно, что это за символы на пятых точках?
Но важно не это, а то, что эта гора мышц недружелюбно поглядывала на меня, обещая в случае чего выебать даже без помощи члена. Впрочем, мне сразу понятно, что тестестероном он брызжет во все стороны чтобы произвести впечатление не сколько на меня, сколько на свою спутницу.
— Были! Произносил какие-то незнакомые слова и угрожал! — поспешил доложить командир тюремщиков.
— Я техничку вашу пожалел, чтобы она за тобой не убирала. Потому что если бы я начал угрожать, ты бы обделался.
Мои слова определённо подошли для того, чтобы заткнуть рот командиру, но не для того, чтобы произвести благоприятное впечатление на местную королевишну. Впрочем, если тут замешана политика и борьба за власть, то тут разыгрывай из себя саму любезность, не разыгрывай, а плаха гарантирована. И я даже знаю, кто с большим удовольствием отведёт меня к ней.
— Мои отважные защитники, не будете ли вы любезны покинуть помещение?
Без лишних слов, как и полагается, солдатня поцокала прочь, не забывая злорадно на меня поглядывать.
— Ты тоже, Шайнинг Армор.
— Ты уверена, Каденс? — удивился белый единорог, явно офигевший с того факта, что Принцессу не нужно защищать от того, кто сидит за решёткой и никоим образом не может ей навредить.
— Уверена. Я — правительница Кристальной империи и этот шаг я должен сделать сама. Без твоей помощи или чьей-либо ещё.
Я ожидал, что этот Шайнинг Армор возразит, но нет… На удивление он лишь покладисто кивнул и ушёл следом за моими тюремщиками. И конечно же он не мог на прощание не одарить меня весьма красноречивым взглядом, обещавшим мне и виселицу, и плаху, и Тартар, если с его драгоценной Принцессой что-то случится.
Где-то в конце коридора хлопнула дверь и вот, я остался один на один с Принцессой Каденс. Один на один с мультяшной пони, которая будет решать мою судьбу.
И признаюсь честно, ощущение это было весьма прескверное, ведь мне даже нечем аргументировать свою защиту. Вернее, защиту Сомбры, которая как бы ещё и моя. Но с другой стороны, может не так уж всё плохо? Каденс помимо того, что Принцесса, так она ещё и мультяшная пони, а мультяшная Принцесса-пони не может ведь приказать меня казнить, ведь так? Не может же?
А что если сделать ход конём? Что если откровенно признаться, что я никакой не Сомбра, а Артур, человек, нелегальный курьер, контрабандист и прочее? Но с другой стороны… А кто поверит в этот бред? А если и поверят, то где гарантии, что я не усугублю своё положение? Может пони решат, что подселенец из другого мира — это нечто похуже Сомбры?
— Доброго времени суток, Принцесса.
— И тебе добрый день, Сомбра, — кивнула в ответ лошадка, стараясь не выказывать неудовольствие, если она таковое испытывала.
И неловкое молчание. Хорошо поговорили.
— Проходи, садись, чего встала? Чай? Кофе? Ха-ха, шучу. Ни чайника, ни чашек нет, так что ничего налить не могу.
Шутка возымела эффект и Каденс улыбнулась. На секунду. Затем она совладала с собой и заставила растянувшиеся в разные стороны уголки губ стянуться обратно.
— Ладно… Зачем ты здесь?
— Просто… Зашла посмотреть, всё ли в порядке. А ещё узнать, как твоё самочувствие.
— Довольно… сносное. Настолько сносное, насколько оно вообще может быть таким у челов… у того, кто сидит за решёткой.
— И для того, кто подвергся магии Кристального сердца. На какой-то миг мне даже показалось, что она обратит тебя в прах, но… Видимо, что-то в последний момент переменилось. Как думаешь почему?
Для начала я бы сам хотел узнать, что там по поводу магии, вместо того, чтобы отвечать на вопросы, на которые у меня нет ответа.
— Будто я знаю?
— Ну… Ты же правил Кристальной империи и должен знать о Сердце больше, чем кто-либо из живущих. Если к кому и обращаться за ответами, то только к тебе, — сказала Принцесса, смотря на меня с такой надеждой во взгляде, что мне даже стало совестно огорчать её, но всё что я смог, так это скупо пожать плечами. — Понятно… Значит пока что остаётся только догадываться, почему всё сложилось так, а не иначе.
— А тебя огорчает такой исход, Каденс?
Признаюсь честно, у меня в голове вместо серого вещества была какая-то каша, сваренная из вопросов и смутных догадок, так что я даже не представлял о чём говорить с Принцессой. Хотелось просто промолчать. Но эти слова… Они будто сами сорвались с языка.
— Отнюдь, я считаю, что если несмотря на то, что ты сделал за всю твою жизнь Сердце оставило тебя в живых, значит у него были на то причины.
— У кого? У Сердца?
— Ну да. Ты может и воспринимаешь его, как ресурс, но я верю, что у него есть своя воля. И если оно решило, что тебе нужно сохранить жизнь… Значит на то есть причина.
Могущественный артефакт со своей волей... Ну да, это так по магическому, так по фентезийному. Мне ждать появление кольца какого-нибудь тёмного властелина или волшебных палочек, которые сами выбирают владельцев?
Но это лирика, важно другое — Каденс не планирует меня убивать.
— Ну… Слава Кристальному сердцу, что я ещё могу сказать в таком случае?
— Не знаю, — пожала в ответ крыльями Принцесса. — Я в принципе шла сюда, не зная, что увижу и услышу, но ты ведёшь себя удивительно… смиренно. Для пони твоего толка.
— Какого такого толка?
— Деспотичного, — практически сплюнула крылорогая пони и на её лице проступило самое искреннее ничем не прикрытое тёмное презрение. — Ты истязал собственный народ, ты пренебрегал жизнями других пони и использовал их в своих целях. Каково тебе теперь находиться здесь, за решёткой, без своих магических сил и совершенно беспомощным?
В отличии от тюремщиков, Каденс не язвила, она была искренне возмущена. Но даже так, её негодование выглядело довольно невинно и безвредно, как у маленького ребёнка.
— Честно? Не очень комфортно. Я бы предпочёл сейчас находиться по ту сторону решётки, бегать по лугам, щипать травку и предаваться прочим понячьим радостям. Но я так думаю, что пока будет идти всякая юридическая волокита, я тут проведу прилично времени.
— На самом деле, я не хочу долго держать тебя в тюрьме. Да и кристальные пони буквально требуют, чтобы я поскорее устроила суд и решила твою судьбу.
Ну да… Если ты диктатор, то бойся встречи с теми, кого ты угнетаешь, конечно если не хочешь закосплеить Муссолини или Чаушеску. Может в таком случае тюрьма — это не так уж плохо.
— М-м-м… Ну и на что я могу рассчитывать? На пожизненное? На сотню пожизненных? На Тартар?
— Тебя можно за многое судить по законам Эквестрии, но вот по законам Кристальной империи… Ты неприкосновенен, — почти с горечью поведала Каденс. — Ты написал их таким образом, чтобы даже низвергнутого тебя не за что было судить и ты обладал абсолютным иммунитетом.
— О каком иммунитете может идти речь, когда меня держат за решёткой?
— О таком, что нельзя найти статей, по которым тебя можно судить. А если так, значит нельзя и найти наказание, к которому тебя можно привлечь. Конечно, раз уж в моих копытах теперь полнота королевской власти в Империи, то я могу судить тебя исходя из своих соображений и назначить тебе любое наказание. Но здесь есть один нюанс, Сомбра.
— Ну естественно. Какая политика да без нюансов?
— Дело не в политике, а в том, что я не ты. И я не буду использовать ту вседозволенность, которой ты наделил королевский статус, чтобы судить тебя. Я и кристальные пони напишем новый закон, перед которым все будут равны, в том числе и короли. И по нему уже я буду тебя судить.
— Ну… Молодец, что ещё я могу тебе сказать?
Каденс не ответила, только удивлённо хлопнула глазами. Она ждала, что Сомбра будет скакать как ужаленный по камере и сыпать проклятиями, перемешанными с угрозами? Что же, может настоящий Сомбра так и поступил бы, но сейчас она общалась со мной и, видимо, этот разговор оставил у неё настолько приятные впечатления, насколько это вообще возможно, поговорив со вчерашним деспотом и злодеем.
— Можешь сказать мне, что сподвигло тебя на то, чтобы стать тем, кем ты стал? Чем нужно копытооводствоваться, чтобы стоя во главе целой империи сделать всё, чтобы обратить жизнь своих подданных в кошмар? Что должно быть на сердце, чтобы имея на копытах все возможности превратить жизнь пони в рай, устроить им Тартар наяву?
Очень хороший вопрос, Каденс. А теперь обратись с ним к олигархам, владельцам крупных корпораций, президентам, политикам, чиновникам и прочим ублюдкам, которые собирают на своих банковских счетах столько бабок, сколько они всё равно не потратят и будут давиться ими до последнего. Задай его дегенератам в высоких кабинетах, которые готовы скорее стравить один народ друг с другом, вместо того чтобы признать проёбы во внутренней политики и тот факт, что они проползли во власть для того, чтобы нагреть карманы, а не для того, чтобы сделать страну лучше. Задай его всем им, но не мне.
— Зачем всё это, Сомбра?
— Откровенно говоря… Я не знаю.
На встречу со свергнутым королём Каденс шла в смятении, готовая к самому худшему, но вот покидала её Принцесса с не самыми однозначными чувствами на сердце. Ей было легко, точно она сбросила с себя груз тяжкой ноши, но в тоже время этот разговор оставил её с мыслями, которые блуждали, словно в тумане.
Сомбру нужно было привлечь к суду, нужно было восстановить справедливость, которую угнетённые пони ждали веками, но какого наказания достоин кто-то вроде него? Почему Кристальное сердце оставило кого-то со столь тёмным сердцем жить? Да и что можно назвать справедливостью в случае Сомбры? Соизмерение страданий, которым его предстоит подвергнуть, с теми муками, на которые он обрёк других?
“Не понимаю… Ничего не понимаю” — качала кружащейся головой Каденс, отгоняя столь тяжкие её уму мысли и выходя наружу, где её дожидался пребывавший на взводе Шайнинг Армор.
— Как ты? — сразу же подскочил к Принцессей её верный фельдмаршал. — Как всё прошло?
— Лучше, чем я предполагала. Хотя признаюсь тебе, этот разговор для меня кое-что прояснил. Сомбра, он… Я не знаю, что думать о нём. Он не совсем такой, какой я ожидала.
— Не забывай, Каденс, что он — это тьма воплоти. Он может пытаться обмануть тебя, ввести в заблуждение. Так что даже если он оказался не так ужасен, как ты ожидала, не стоит излишне доверять ему.
— Нет, Шайни, — Каденс отстранилась. — Не забывай, что мой титул — Принцесса любви — это не просто набор слов, которым можно козырять в высоком обществе. Я… Я чувствую, что у пони на сердце. И когда я говорила с Сомброй, я… В общем, я не чувствовала той всепоглощающей тьмы, которую ощущала, когда видела его прежде. Это будто… совсем другой пони.
Шайнинг Армор, который всегда был скор на выводы и умозаключения, как и всякий стремящийся быть опорой для своей особенной пони жеребец, ничего не ответил, лишь неуверенно переступил с одного копыта на другой.
— И… Что ты об этом думаешь?
— Я не знаю, что об этом думать. Могу только предположить, что Кристальное сердце каким-то образом изменило Сомбру и сейчас он отличается от себя тогдашнего. Ну, того, каким он был пару дней назад. Думаю, если бы здесь была бы тётушка Селестия, то она бы смогла что-то прояснить, а так… Я могу только строить догадки.
— А… Ну если так, то почему бы тебе не спросить об этом её саму? — единорог загадочно улыбнулся. — Пока ты проводила время в темнице, прилетел гонец из замка и сообщил, что Селестия прибыла вместе со своей свитой. И она ждёт тебя во дворце.
— Прибыла? Так быстро?! — Каденс нервно подпрыгнула, взволнованно поправляя покосившуюся диадему. — Я ждала её не раньше, чем через неделю, а она уже здесь… Ох, а мы ведь не устроили ни королевского приветствия, ни соответствующего приёма…
— Успокойся, — Шайнинг Армор приобнял внезапно засуетившуюся подругу. — Селестия не из тех, кто дотошно относиться ко всем этим расшаркиваниями и помпезностям. Иначе бы она не прибыла в Кристальную империю так скоро после свержения Сомбры.
— И пусть так, я же должна показать ей, что теперь я здесь хозяйка! Пошли скорее во дворец. Селестия хоть и потерпит отсутствие подобающего приёма, но вот заставлять её ждать будет очень невежливо. Да и к тому же, мне многое предстоит с ней обсудить. Как поднять Кристальную империю, как наладить её связи с остальным миром, как помочь кристальным пони войти в… сегодняшний день. И как быть с Сомброй