Непоколебимая решимость
4. Беги, сука, беги!
Взяв в лапы маленького коричневого зайца, Шедо склонила голову в знак почтения. Она замерла на секунду, опустив уши и поджав хвост, а затем быстрым, резким движением повернула голову зайца. Раздался приглушенный писк и хруст тонких, нежных костей.
— Прости. — Шедо подняла зайца, заглянула в его мертвые глаза и почувствовала искреннее сожаление. — Собаке надо есть, а ты сделан из еды. Так уж сложилось.
Пригнувшись к земле, щенок вонзила в зайца копательный коготь, распорола его и стала сдирать шкуру. Лапы дрожали от голода, хотя последние несколько дней она ела довольно хорошо, набираясь сил и восстанавливаясь. Аромат заячьей крови вызывал у нее одновременно и грусть, и восторг, хотя она с трудом могла выразить словами причину грусти.
Выбросив кишки и внутренности на землю, чтобы их мог съесть кто-то другой, Шедо подбежала к костру и положила зайца на большой плоский камень, уложенный на угли. Сразу же мясо зашипело и забулькало на раскаленном камне, и воздух наполнился восхитительным запахом жарящегося мяса.
Присев на траву, наша героиня начала понимать, что пора возвращаться. Прошли дни, несколько дней, наполненных фантастическими тренировочными сценами! Наша героиня действительно могла держать в руках меч и представлять реальную угрозу благодаря удивительному педагогическому мастерству своего самого красивого, совершенного клинка.
— Лайми, почему бы тебе просто не поговорить со мной и не заниматься этими странными вещами?
В момент страшного замешательства рассказчик сделал паузу, не понимая, почему вообще кто-то хочет с ним разговаривать. Отложив рассказ, рассказчик попытался понять, что же только что произошло, и почувствовал себя очень необычно. Рассказчик вел повествование, потому что ему нравился звук собственного голоса, ведь это был единственный голос, который когда-либо был добр к нему, по большей части с долей самоуничижительного юмора.
Вздохнув, Шедо ткнула в зайца палкой.
Рассказывая, повествуя, рассказчик как-то сам себя загнал в угол, и теперь среди собственного повествования он не знал, что сказать, но все равно продолжал лепетать, потому что, почему бы и нет, бездумное повествование все равно лучше неловкого молчания.
— Ты мог бы просто поговорить со мной, — сказала Шедо своему мечу.
Увы, бедный щенок просто не понимала, что разговор — это не то же самое, что рассказ. Она не понимала тонких нюансов изящного повествования и не осознавала их важности. Разговаривать мог любой сопляк, а рассказывать — божественное существо с почти бесконечным интеллектом, обладающее безграничными космическими возможностями. Говорить без кавычек было вершиной божественного могущества.
— Я сдаюсь. — Сгорбившись над едой, Шедо еще раз ткнула в нее палочкой.
С мордочки Шедо начала стекать тонкая лента слюны, и она с нетерпением ждала свою еду. Целый заяц для нее — это был великолепный пир для собаки, привыкшей к объедкам и костям. Рядом с ней на десерт было несколько диких яблок, вкусных яблок с вкусными червячками. Часть десерта она уже съела, но чем меньше об этом говорится, тем лучше.
— Сколько дней прошло? — спросила Шедо вслух. Она протянула лапу и попыталась сосчитать, но после трех все усложнилось, так как она не могла вспомнить, что будет после трех. Она так нахмурила брови, что вся мордочка сморщилась, а уши вытянулись вперед. — Три дня? — Она согнула пальцы на лапах, и ее когти, сделанные для рытья, щёлкнули вместе.
Оглянувшись на кучу яблок, она попыталась их сосчитать. Сука не должна была считать или читать, и за это ее могли побить. Указывая копательным когтем, она посчитала и по удивительному стечению обстоятельств обнаружила, что в большой куче три яблока. Может быть, и больше, но ей было трудно вспомнить, что идет после трех. Она знала о числе шесть, но не могла понять, куда оно идет, но никак не после трех.
Семь — страшное число, которое Шедо не понимала, да и не любила, потому что семь поедало девять. Неправильно есть себе подобных, так сказала Минори, а слово Минори — закон, как считала Шедо. Семь было плохим числом, плохим предзнаменованием, и она даже не хотела знать, как считать до такой цифры. Семь — число зла. Семь — число каннибалов.
От одной мысли об этом Шедо задрожала и мысленно поблагодарила зайца. В таком мире все питаются собаками, и Шедо скорее умрет с голоду, чем съест еще одну собаку. Нарушение одной из заповедей Минори могло привести к появлению Черной Гончей, а Шедо, как и все остальные щенки до нее, боялась Черной Гончей до ужаса.
О Черной Гончей даже думать было страшно. У нее был трон, сделанный из костей плохих собак, и гобелен, сотканный из хвостов щенков, которые, по преданию, были вырваны из задниц маленьких испорченных псов. Минори рассказывала, что у нее был мешок, наполненный отрубленными головами самых страшных собак, и Черная Гончая скармливала эти головы своей стае ревущих охотничьих демонов.
Если бы у Шедо была возможность, она бы отдала отрубленную голову Диг-Дага Черной Гончей, надеясь искупить свои грехи, потому что хотела быть хорошей собакой. Взяв палку, она перевернула зайца, и ее улыбка показала ярко-синий язык. Ей не терпелось вернуться и спасти Минори.
Собственно, она собиралась сделать это уже сегодня.
Обмазавшись густой грязью, чтобы скрыть свой запах, Шедо, тенью, пробиралась сквозь темноту, возвращаясь к своему дому. Там, конечно, стояла охрана, но все собаки в это время еще спали. Луна была уже далеко за горизонтом, и это были темные часы, предшествующие рассвету.
Она замерла, точно куст, укутавшись в ветки и листья. Не двигаясь, она напряглась, пытаясь услышать, прислушаться, но было тихо, слишком тихо. Костра для стражников не было, и это ее озадачило. Огонь отпугивал чудовищ, а здесь были чудовища. Шедо замерла, как статуя, и перестала двигаться, ожидая хоть каких-то признаков жизни.
Стражники даже не выходили на патрулирование. Диг-Даг побил бы их за такую лень. Опустившись на четвереньки, Шедо поползла, держа живот в нескольких сантиметрах от земли и низко опустив хвост. Здесь ничего не было, но все выглядело так, словно здесь произошла страшная битва. Все было разрушено и уничтожено. Ни следов собак, ни запаха дыма, ничего.
Черная Гончая пришла, как и обещала Минори. Она пришла и наказала всех за их злодеяния, и, судя по всему, никого не пощадила. Здесь просто ничего не было. Ни внутри, ни снаружи не горели костры. Она не решалась войти в пещеру, ни сейчас, ни в будущем. Это место было проклято. Черная Гончая пришла со своей стаей ревущих демонов-охотников и вычистила это место.
Шедо почувствовала, как по коже поползли блохи. Ей нужно было оказаться подальше от этого места, далеко-далеко, и поваляться в свежем пепле, чтобы защититься от зла этого проклятого места. Деревья были сломаны, вырваны с корнем, расколоты в щепки, щенок никогда не видела таких разрушений, и это явно было деянием разгневанного бога.
Ее племя согрешило, и все пострадали. Только ее одну пощадили, потому что она убежала, скрылась от всего этого зла. Конечно, если бы Черная Гончая захотела, он могла бы выследить ее и заставить страдать тоже… Но, возможно, ее по какой-то причине пощадили. Не может же быть, что она просто сбежала?
Нет, решила Шедо, как следует подумав. Ее пощадили, потому что она сразила нечестивца — зарубила Краг Даггла, причем сделала это в праведном гневе. Голова Краг Даггла была отрублена и оставлена на камне в качестве жертвоприношения. Теперь, очевидно, это порадовало Черную Гончую, и у нее появилась еще одна голова для ее мешка.
С трудом Шедо начала складывать все воедино. Сморщившись, она стала думать, что еще ей придется сделать, чтобы унять ярость Черной Гончей. Много голов принесу я тебе. Пощади Шедо!
Не желая рисковать гневом непостоянного бога, Шедо бросилась бежать на четвереньках, поджав хвост, и направилась к лагерю, который она разбила для себя. Вокруг нее были сломанные деревья, раздробленные камни — свидетельства разбушевавшегося бога, четкое предупреждение о том, что плохие собаки будут наказаны.
Страшно было обнаружить, что один из твоих богов существует на самом деле, а не является просто сказкой, рассказанной для того, чтобы щенки вели себя хорошо. Черная Гончая показала свои клыки, и, судя по разрушениям вокруг Шедо, она была в ярости. Кто еще был настолько могуч, чтобы переломить пополам высокие и гордые деревья? Кто еще может разбить гранит в щебень? Кто еще может обладать такой величественной, ужасной яростью?
Черная Гончая, вот кто.
Уходя в темноту, Шедо пообещала себе, что будет выть по тем, кого потеряла. Минори была хорошей собакой и заслуживала хорошего и правильного воя. Шедо огорчало, что Минори разделила судьбу плохих собак. Слезы навернулись на глаза, и она подумала о Долгоухом и Кабуки. Они тоже были хорошими собаками. Но это не имело значения.
Просто не имело значения.
Те, кого она любила, жили под властью плохих собак. Шедо надеялась, что, может быть, Черная Гончая была милосердна к ним. Может быть, их конец был быстрым. Может быть, и сейчас Черная Гончая сидит на своем троне из костей и оценивает их души. Возможно, она отправит их в свою кузницу, и, быть может, они станут частью Вечного Пламени. Они могли бы вернуться и попытаться снова, снова стать хорошими собаками.
На середине пути Шедо замерла и упала. Она лежала на земле, в панике, задыхаясь, и думала о своем мече. Суки не должны были прикасаться к оружию, ни в коем случае, ни по какой причине. Шедо захныкала, опасаясь, что Черная Гончая может на нее рассердиться, и в голове у нее пронеслась тысяча ужасных мыслей.
— Вставай, Шедо, — ободряюще сказал Лайми своим настоящим голосом. — Я защищу тебя. Тебе не нужно бояться всего того, о чем ты думаешь. А теперь вставай.
— Не-е-е… — Оцепенев от страха, Шедо отказывалась двигаться.
— Шедо, я знаю Черную Гончую…
— Лжец!
— Нет, правда, знаю! — настаивал Лайми. — Посмотри на себя! Ты — черная гончая! Ну, почти. Ты очень, очень серая, но достаточно близко. А твое имя! Твое имя означает "тень", "мрак" или "призрак". Очевидно, что ты — ее избранница!
— Лжец… — На этот раз в голосе Шедо прозвучало сомнение.
— Подумай, ты нашла меня не просто так, — сказал Лайми Шедо мягким, искренним голосом.
Шедо захотелось поверить.
— На самом деле все очевидно. Тебя привели ко мне, чтобы мы вместе совершили великие дела. Подумай об этом. Тебя пощадили не просто так, и нам суждено быть вместе!
Приоткрыв один глаз, Шедо ждала проявления Черной Гончей, ждала, что ее поразит за это богохульство, за эту ересь. Но ничего не произошло. Открыв второй глаз, она подняла голову и огляделась. Черная Гончая не спешила поразить ее, или, может быть, Лайми говорил правду.
— Это сделала странная магия, — рассеянно прошептал Лайми про себя. — Я не могу точно сказать, что это за магия, но эта магия… она почти знакома… Это не единорог, это точно. Похоже, что здесь побывал разбушевавшийся бог…
Шедо была слишком отвлечена своими мыслями, чтобы обращать внимание на Лайми, и не слышала его бормотания о кентаврах. Она решила, что пора двигаться дальше и покинуть это ужасное, проклятое место. Ей было за что отвечать, и, возможно, ей было за что заставить отвечать других. Она подумала о словах Лайми, и они показались ей правдивыми, но трудно было сказать наверняка.
Вновь встав на четвереньки, Шедо бросилась бежать, оставив это проклятое место.