Venenum Iocus

58. Так серьезно

Пот стекал с Тарниша огромными жирными каплями. Мод держала его голову, ее передние ноги плотно обхватили его шею, а Винил держала все его ноги. Пока что было несколько попыток протолкнуть стрелу, и он не был уверен, что захочет пробовать снова. Его вполне устраивало, что стрела так и останется там до конца жизни.

— Нужно направить ее под углом, а потом проталкивать, — сказала Минори тихим голосом, который звучал измученно. Она протянула одну окровавленную лапу и погладила Тарниша по спине, пытаясь его успокоить.

— Может быть, лучше в больницу? — предложила Октавия.

— Признаться, врачи сделали бы то же самое, — ответила Мод, — хотя и в лучших условиях.

— Может быть, нам стоит доставить его в Балтимар? — Лицо Октавии было прищурено от беспокойства. — Я как-то читала, что пони почти никогда не умирали от стрелы, а умирали от инфекций или истекали кровью, когда пытались вытащить стрелу. — Когда она говорила, Тарниш хныкал, и она содрогнулась от того, что сказала страдающему пони такую ужасную вещь.

Взяв палку с обгоревшим концом, Винил принялась выводить слова на грязном каменном полу. Она ткнула Октавию, пока писала, а затем подождала, пока Октавия прочтет сообщение вслух остальным.

Там говорилось:

— Я могу попробовать вытащить стрелу, но она потянет за собой плоть. Я не знаю, насколько. При окружении магией объекта вокруг образуется магический пузырь.

Мод на мгновение задумалась над этим вариантом, затем кивнула:

— Сделай это.

— Согласна, так будет лучше. — Минори склонила голову.

— Хорошо, Винил… Я знаю, что ты сделаешь все возможное. Ты самая замечательная волшебница из всех, кого я знаю. — Октавия повернулась и посмотрела на свою половинку. — Сохрани нашу маленькую семью, Винил. Постарайся подумать о совместных праздниках и приятных моментах, которые мы могли бы провести вместе.

Кобыла-альбинос закрыла глаза и начала концентрироваться. Ее дыхание замедлилось, а рог пульсировал в такт вдохам и выдохам, переходя от светлого к темному. Ее грудь поднималось и опускалась с ритмичной регулярностью.

— Что… что, если она при помощи магии… оттяпает большой кусок… от моей холки? — прозвучал в ответ вопрос Тарниша.

— Мы надеемся на маленький кусочек, — сказала Октавия, протягивая ногу и поглаживая Тарниша по лицу. — Подумай только, как было бы здорово провести Канун Дня Горящего Очага вместе. Мы могли бы пить гоголь-моголь… Я могла бы исполнить праздничную музыку. Мы могли бы быть счастливы и оставить все это в прошлом.

— Это… звучит… приятно. — Тарниш закрыл глаза и прижался лицом к Мод, предчувствуя, что дальше будет только хуже. — Я собираюсь… провести… остаток своей жизни… занимаясь этим… это не останется… стоять за моей спиной.

— О, как ужасно. — Неповрежденное ухо Октавии прижалось к ее лицу, а распухшее никак не могло опуститься. Она повернулась и посмотрела на Винил, которая была сосредоточена. Она снова повернулась и встретилась взглядом с Мод. Обе кобылы смотрели друг на друга, и Мод слегка кивнула, ее тело напряглось. Она услышала, как Тарниш заскулил, когда Мод крепче сжала его. Октавия почувствовала, что у нее пересохло в горле, но ей все же удалось вымолвить несколько слов:

— Ну что ж, я полагаю, что наш отдых будет включать в себя много выпивки и танцев, которые не одобряются в высшем обществе.

Рог Винил вспыхнул ярким светом, и рядом с ее головой появилась стрела. Стрела была обагрена кровью, как старой засохшей, так и свежей блестящей. На стреле было очень мало плоти, ни лоскутов кожи, ни кусков мышц, по большей части это была просто окровавленная стрела. Тонкая струйка крови вытекла из ноздри Винил, и дыхание ее стало тяжелым.

Произошло сразу две вещи.

Тарниш спросила у Винил:

— Всё позади?

Пока он задавал свой вопрос, Октавия выдохнула:

— Винил! — бросаясь на помощь своей подруге.

— Эта кобыла слишком много колдовала в этот день, — сказала Минори, когда Октавия схватила бледную кобылу. — Что касается тебя, то тебе не было причинено особого вреда. Я смогу все залатать, и ты будешь в порядке. Тебе повезло, что у тебя такие опытные друзья. А теперь не дергайся, сейчас будет немного больно…

---

В дымке боли все казалось перемешанным и запутанным. У него болели подреберья, а мышцы на плечах горели внутренним огнем, но с этим можно было справиться. Он больше беспокоился о Винил, которая очень нуждалась в отдыхе. Он думал о камне, ударившем в щит Винил, и о том, что он с ней сделал. Он не понимал всех тонкостей магии, но знал, что напряжение нанесло ей физический вред.

Перед ним поставили чашку, и он принюхался. Он узнал чашку и понял, что ее, должно быть, достали из его седельной сумки. Наверное, ему нужен был чай, лекарство, восхитительная заварка, которая сдерживала его магию.

Прошло несколько мгновений, но он заметил, что Мод нигде не было видно. Смутившись и немного встревожившись, он поднял голову и спросил:

— Где Мод?

— Она вернулась в наш лагерь, чтобы забрать Берроуз андер Трюфельс, — ответила Октавия.

— Как Винил? — Тарниш удивился тому, как колюче прозвучал его голос.

— Она настаивает, что с ней все будет в порядке, что ей просто нужно немного отдохнуть. Она сегодня перенапряглась. Думаю, ей нужно немного развеяться. — Октавия моргнула, ее глаза метнулись влево, чтобы посмотреть на Винил, а затем она вернула взгляд к Тарнишу. — Пей чай. Бушвули были очень довольны. Они любят алхимию, и я разрешила им изучить небольшой образец. Теперь, когда они могут свободно приходить и уходить, я подозреваю, что они будут приносить тебе реагенты, необходимые для приготовления большего количества чая, хотя у тебя его и так много.

— А где Минори? — спросил он, поднимая чашку с чаем.

— Она устанавливает власть и приводит все в порядок. Она объявила себя вождем. Никто не бросил ей вызов. Сейчас она вытягивает инфекцию из одного из своих собратьев. — Октавия сделала небольшую паузу, пожевала губу, а затем покачала головой. — То, что происходило здесь, Тарниш… Боюсь, это будет преследовать меня во снах. Как бы ужасно это ни звучало, но это вдохновило меня… Я уже слышу, как рождается музыка. Боюсь, она будет печальной и ужасной.

Закрыв глаза, он отпил глоток чая. Горячая жидкость успокаивала. Он покрутил немного ее во рту, затем проглотил. Поврежденная холка горела и болела, но он изо всех сил старался не обращать на это внимания. Другие страдали гораздо сильнее.

Открыв глаза, Тарниш увидел любопытное зрелище. Неподалеку стоял маленький щенок алмазной собаки с деревянным мечом в лапе. Когда Тарниш посмотрел на него, тот склонил голову, а затем поклонился в пояс. Щенок был маленьким, худым и длинноногим для своего роста. Его длинные уши были отведены назад и завязаны за головой рваной лентой.

— Меня зовут Долгоухий, — сказал щенок, поднимаясь из поклона. — Минори послала меня охранять тебя и быть твоим слугой. — Мордочка щенка нахмурилась. — Подозреваю, что она сделала это для того, чтобы я не подвернулся ей под лапу.

Переведя взгляд на Октавию, Тарниш заметил, что на ее мордочке сияет улыбка.

— Теперь я защитник клана, — сказал Долгоухий слишком серьезным для своего возраста голосом. — Минори растила меня, чтобы я бросил вызов Диг-Дагу, но теперь он мертв. Я найду других врагов, более достойных моего гнева. Я стану образцом восьми великих добродетелей.

Сделав еще один глоток чая, Тарниш посмотрел на защитника клана. Может быть, щенок и доходил ему до колена, но что-то в нем было такое, что говорило Тарнишу о том, что он боец. Он не посмел улыбнуться, потому что щенок, похоже, воспринимал все это очень серьезно.

— Когда-нибудь я стану великим и могущественным самураем, а Минори — моим обожаемым вождем. У меня будет цель, и я буду творить добро. Я буду благороден и справедлив. Я буду защищать слабых и даровать защиту всем добрым душам, которые попросят.

— Это очень благородно с твоей стороны, Долгоухий, — сказала Октавия щенку, пытаясь сдержать смех.

Подняв голову, Долгоухий указал на Фламинго, которая парила над головой:

— Можно мне подержать твой меч? — Щенок обратил на Тарниша свои невыносимо милые глаза и устремил на него умоляющий взгляд.

Тарниш чуть не выронил чашку с чаем:

— Фламинго очень, очень острая, не знаю, хорошая ли это идея.

— Я буду осторожен. — Глаза Долгоухого стали страшным оружием, и он использовал свое безжалостное преимущество против Тарниша.

— Ладно, вот что я тебе скажу… Ты расскажешь мне, что это за восемь добродетелей, и я позволю тебе держать…

— Э-э, босс, это ужасная идея, — вмешалась Фламинго.

— Фламинго, ты позволишь ему держать тебя и не будешь двигаться. — Тарниш посмотрел на парящий над головой меч.

— Босс, я больше его на целую голову. — Фламинго опустилась и зависла возле правого уха Тарниша. — Я ела порции крупнее его размером…

— Ни слова больше, Фламинго.

— Хорошо, больше никаких слов, а теперь замолкаю. Я знаю, когда надо заткнуться и помолчать, да, знаю.

Прищурившись на Фламинго, Тарниш что-то проворчал, а затем вернул свое внимание к щенку:

— Итак, скажи мне, что это за восемь добродетелей? — Ему было любопытно, и он подумал, что, возможно, они похожи на Элементы Гармонии.

— Первая — праведность, — ответил Долгоухий, склонив голову. Я стремлюсь быть праведным. — Диг-Даг не был праведным, он был подлым. — Маленький щенок поднял голову. — Второе — это самоконтроль. Я сдерживаю свои желания и сохраняю самоконтроль. Через лишения я обретаю просветление.

— Он такой серьезный. — Октавия пробормотала эти слова в адрес Тарниша, но не произнесла ни звука.

— Благожелательность — моя любимая добродетель, и я стараюсь быть добрым и справедливым во всех своих делах. Войны можно закончить сталью и кровью, но их можно и прекратить добрыми словами и кроткими поступками. Я хочу, чтобы меня знали за мою доброту. — Долгоухий поднял голову и разгладил свои длинные висячие уши.

— Уважение, честь и искренность — это три добродетели, и нельзя иметь одну из них, не имея двух других. Они взаимосвязаны, и их трудно поддерживать. Если потеряешь одну, то потеряешь все три и станешь позорищем.

Кивнув, Тарниш обдумал слова щенка.

— Смелость — это добродетель, которой у меня в избытке. Я, может, и маленький, но бесстрашный. Я никогда не отступал перед Диг-Дагом, даже когда он бил меня или надевал наручники за дерзость. — Щенок схватился за меч. — Я запомнил каждое оскорбление, которое он причинил мне и остальным. Я делал это из верности, последней добродетели. Я предан Минори. Она — мой учитель, а теперь и мой вождь.

Верный своему слову, Тарниш потянулся телекинезом, схватил Фламинго и потянул ее вниз. Щенок засунул свой деревянный меч за грубый оборванный пояс и потянулся к нему в нетерпении. Тарниш положил Фламинго в его лапы, и он прочно вцепился в нее. Он держал ее, но не двигался. Он не колебался и не размахивал оружием, не делая ничего, что могло бы представлять опасность.

— Это замечательное оружие, но я верю, что доброе слово может сделать больше, — почти беззвучным шепотом сказал Долгоухий. — Когда-нибудь, надеюсь, я стану достойным такого клинка, как этот. Имя Долгоухий будет наводить ужас на тех, кто творит зло. — Маленький щенок закрыл глаза, и его губы зашевелились, когда он что-то проговорил себе под нос.

Тарниш, как ни старался, не мог понять, о чем говорит щенок. Когда он сидел и слушал, то увидел, что глаза щенка открылись, и в них загорелся огонь.

— Ты оказал мне честь, и я этого не забуду. — Долгоухий отпустил Фламинго, которая осталась на месте, и опустился на колени рядом с Тарнишем. — Я в долгу перед тобой и буду стараться следовать твоему примеру… ооомф!

Последние слова щенка оборвались, когда Винил схватила его и стала прижимать к себе. Долгоухий сопротивлялся, брыкался и извивался, широко раскрыв глаза, но Винил был гораздо крупнее его. Октавия начала хихикать, но при этом старалась сдерживаться, и это вылилось в смешки и фырканье. Фламинго взлетела вверх и унеслась прочь, не забывая о своем остром клинке.

— Мадам, если вам нужна помощь или утешение, вам стоит только попросить! — писклявым голосом крикнул Долгоухий. — Моя сестра, Кабуки, она очень уютная… Идем!

Подняв чашку с чаем, Тарниш продолжил пить, не обращая внимания на просьбы Долгоухого о помощи.