Venenum Iocus

29. Нежелательный урок

Тарниш проснулся от хныканья. На кровати было тесно, он прижался спиной к стене, а Мод прижалась к его животу. С другой стороны к стене прижалась Лаймстоун, а Трикси была зажата между двумя кобылами в надежде, что ей будет тепло и уютно. Когда ее уложили в постель, она все еще бредила от жара и дрожала так сильно, что Лаймстоун опасалась, как бы она не сломала себе зубы.

Он прислушивался к звукам дыхания Лаймстоун, хныканью Трикси и почувствовал, как кровать затряслась, когда Трикси вздрогнула во сне. Ему было слишком тепло, он вспотел. Внутри повозка была хорошо утеплена, и тепло четырех тел сделало ее невыносимой.

Подняв голову, он увидел, что Трикси прижалась к Лаймстоун. Ее глаза были закрыты, а Лаймстоун, похоже, спала. С большой осторожностью, не желая будить остальных, он сполз с кровати и выскользнул наружу, чтобы подышать свежим воздухом.

Снаружи он обнаружил Фламинго, парящую у костра; она напевала себе под нос и казалась вполне счастливой, довольствуясь тем, что охраняет лагерь. Он подбросил в костер еще несколько поленьев, прекрасно зная, что Фламинго не любит темноты. Она охраняла их, пока они спали, поэтому поддерживать огонь было меньшим, что он мог сделать.

— Ты оставил их в живых.

Голос заставил Тарниша выпрямиться и сразу же привести себя в полную боевую готовность. Он огляделся по сторонам и услышал, что Фламинго замолчала, так как тоже пыталась найти источник голоса. Он придвинулся ближе к огню и посмотрел на свой амулет. Перед сном он выпил немного чая, и, к его ужасу, амулет приобрел бледно-голубой оттенок. Он очень надеялся, что его гость получит хорошую дозу его магии.

— Скажи мне, почему ты оставил их в живых? — спросил голос.

— Потому что я не хотел их убивать, — ответил Тарниш, обводя глазами все вокруг.

— Они похитили пони и сделали с ней ужасные вещи. Они делают это снова и снова, они охотятся на нас… иногда они даже едят нас… а ты оставляешь их в живых. Теперь следующая пони, на которую нападет эта группа, будет страдать, и все это будет из-за тебя.

Начав что-то говорить, он замолчал. С такой логикой трудно было спорить. Он почувствовал укол вины и подумал, не совершил ли он ошибку. Эти алмазные псы уже показали, что они готовы сделать это однажды, несомненно, они сделают это снова.

— Хорошо, что я уже позаботилась о них, — сказал голос, а затем захихикал.

— Что значит "ты о них позаботилась"? Что ты хочешь сказать?

— Что, по-твоему, я имею в виду? — спросил голос.

При мысли о ее словах у него похолодела кровь. Тарниш задрожал, несмотря на то, что стоял у огня. Его охватило чувство тошноты, и он почувствовал, что его ноги шатаются, а колени грозят подкоситься.

— Я сделала то, что ты не смог. Я избавила их от страданий. Я выследила их и прикончила. Я спасала других пони.

— Почему? — спросил Тарниш, чувствуя в горле твердый комок. — Зачем ты это сделала?

— Потому что. Я строю идеальное общество. Даже сейчас я закладываю фундамент. И алмазным собакам нет места в будущем, которое я планирую.

Кипя от гнева и обиды, Тарниш почувствовал, как из его глаз потекли слезы:

— Как ты могла это сделать?

— Это было легко! — Голос звучал надменно, и смех эхом разносился по деревьям. — В отличие от тебя, я думала о нуждах своих собратьев-пони, и поэтому отправилась наводить порядок. Я преследовала их, я охотилась на них, я заставила их бояться меня, я заставила их бояться пони, я заставила их понять наше превосходство. А когда они научились, когда они поняли, когда им объяснили их место, я усыпила их в качестве акта милосердия. Уверяю вас, я не была жестокой. Я не была таким варваром и чудовищем, как ты. Я не поджигала их, не била лопатами по лицу, я убивал их, чисто, быстро и легко. Они умирали безболезненной смертью, но только после того, как извлекали урок.

— Но почему? — спросил Тарниш. — Что это даст? Другие алмазные псы узнают! Они узнают! И это только заставит их ненавидеть нас еще больше!

— Какая разница? — ответил голос. — Ну и что? Какая разница, что они чувствуют? Они и так нас ненавидят. Дальнейшее хищничество только даст нам повод уничтожить их. Нам нужен только повод.

— Но это неправильно! — Комок в горле Тарниша стал болезненным, и ему стало трудно дышать. — Если я найду тебя, я…

— Что? Убьешь меня? Какую мораль ты отстаиваешь, если угрожаешь мне убийством? Я хочу помочь тебе… Я хочу, чтобы ты реализовал свой потенциал… Я хочу помочь вылечить тебя. Я хочу дать тебе лучшее, светлое будущее, свободное от твоего проклятия. И не только тебе, но и всем пони — я хочу сделать нас равными. У меня есть новое смелое, дерзкое видение Эквестрии. В отличие от принцесс, я буду что-то делать с животными, которые охотятся на нас. Я обеспечу безопасность пони. Если понадобится, я выжгу дикую природу от моря до моря, но остальные научатся бояться нас или умрут.

— Фламинго! Я хочу, чтобы ты нашла ее! Она где-то здесь! Я хочу, чтобы ты нашла ее, чтобы я мог скрутить ее и привести сюда, чтобы она могла предстать перед правосудием! — Голос Тарниша был рваным, хриплым криком, и с его губ летела слюна.

Меч метнулся в сторону и принялся рыскать по лагерю. В темноте послышался смех — жуткий, маниакальный, отдающийся эхом среди деревьев. Тарниш стиснул зубы, и от этого амулет потемнел, став фиолетовым.

— Рано или поздно ты придешь к моему образу мышления, — сказал голос, продолжая хихикать. — Я всегда терпеливый учитель. Я оставила урок, чтобы ты понял свою самонадеянность.

— Я ничему не хочу у тебя учиться! — Голос Тарниша был визгливым, полным ярости воем. Он топнул копытом. — Лучше надейся, что я тебя никогда не найду!

— Со временем, я уверена, ты придешь к моему образу мыслей. Может быть, не сегодня, может быть, не завтра, но когда твоя магия созреет, когда принцессы отвернутся от тебя, ты придешь искать меня. А пока я буду поддерживать с тобой связь.

— Если это будет последнее, что я сделаю, я найду тебя… Я приду на север к тому поселению, которое ты строишь, и я…

— Убьешь невинных, чтобы навредить мне? Подвергнешь их опасности? Ты слишком мягок, слишком бесхребетен, и ты еще не видишь. Ты не понимаешь. — Наступила долгая пауза. — Как я уже говорила, я оставила для тебя урок, чтобы избавить тебя от твоего легкомыслия. Следуй за прыгающим светом.

— Нет. — Глаза Тарниша заметались по сторонам, пытаясь понять, откуда доносится голос. — Я не буду делать ничего, что ты скажешь. Я не буду подвергаться манипуляциям.

— Послушай, — сказал голос, и в этот момент вдалеке послышался слабый вой. — Если ты ничего не сделаешь, этой ночью умрет еще одна алмазная собака. Я оставила тебе подарок, как я уже сказала. Урок. Ты не поступил правильно раньше, ты не сделал того, что должен был сделать, и многие могли пострадать. Теперь, если ты ничего не сделаешь, пострадает еще одна. Она милая маленькая сучка. Щенок. В такой холод, без матери, я сомневаюсь, что она долго протянет!

— Я УБЬЮ ТЕБЯ! — Тарниш закричал с такой силой, что его голос сорвался, надломился и превратился в пронзительный визг. Его глаза налились кровью, а тело потяжелело. Его амулет потемнел еще больше.

Позади него открылась дверь повозки, и из нее вышла Мод. Сузив глаза, Мод стала осматриваться, пытаясь понять, что происходит. Она вглядывалась в темноту вокруг лагеря, навострив уши и напрягая слух.

Тарниш, увидев плавающий фиолетово-розовый свет, бросился бежать, почти слепой и кипящий от ярости, в чащу леса, оскалив зубы, и его рог зажегся синим светом с опасным фиолетовым оттенком.

— Ты должен понять, что у тебя нет роскоши ничего не делать, — сказал голос, когда Тарниш продирался сквозь заросли, гонясь за мигающим огоньком, который прыгал впереди него. — Ты, твоя магия и все, что она собой представляет, — ты угроза обществу… миру, и я хочу помочь тебе! Я хочу сделать тебя лучше! И я могу сделать тебя лучше! Если я сделаю тебя лучше, если я смогу показать миру, как я спасаю его, исцеляя таких пони, как ты, другие поверят в мое дело!

— ЗАТКНИСЬ! — Тарниш издал дикое рычание, и его рот ощетинился зубами. Его глаза налились кровью, покраснели, а шерсть встала дыбом вдоль всего позвоночника.

— Это для твоего же блага… Ты должен понимать последствия своих действий. Сегодня вечером ты не смог поступить правильно. Ты не смог поступить правильно, и из-за этого пострадали другие! Ты должен понять, как ты влияешь на других! Я пытаюсь тебе помочь!

— ЗАТКНИСЬ! — Голос Тарниша превратился в рваный крик. Впереди слышался плач. — Когда я найду тебя, клянусь звездами, я сам убью тебя! Я покажу тебе, на что способна моя магия! Я могу даже с аликорнами пошутить!

— ТАК ТЫ ПРИЗНАЕШЬ, НАСКОЛЬКО ТЫ ОПАСЕН ДЛЯ ДРУГИХ ПОНИ!

— АААААААААААААААААААААААА!

— Сегодня ночью было достигнуто понимание. На этом я откланиваюсь. Спокойной ночи, Тарнишед Типот. Мы еще встретимся. Ты одумаешься и взглянешь на вещи по-моему.

Он остановился, спотыкаясь, его бока вздымались, рог светился, а из глаз лились опасные струйки темно-фиолетового тумана. Дыхание его было неровным, а тело пропитано потом. Он издал еще один беззвучный крик, но ему ничего не ответили. Темный лес погрузился в тишину, в которой слышались только плач и хныканье.

Разозлившись так, как никогда в жизни, он начал рыдать, не в силах сдержаться и справиться с яростью. Он топтался по земле, а затем бросился на дерево, пытаясь выразить кипевшую в нем ярость. Он метался по земле, пинаясь, топая ногами и скрежеща зубами.

Обезумев от апоплексической ярости, Тарниш рыдал, закатывая истерику. События дня и ночи были слишком тяжелы для него. Сопли текли из носа, слезы текли по щекам. Звуки плача еще долго звучали в его ушах, и он понял, что надо что-то делать. Он устремился вперед, стараясь прислушаться к звукам плача.

В тусклом свете рога Тарниш обнаружил, что на ветке дерева висит одеяло, подвешенное как мешок. Внутри него что-то копошилось. Моргая от ярости, он стоял, ошеломленный висящим на дереве крошечным свертком.

Никто больше не насмехался над ним, и казалось, что он один. Он стоял, дергая ушами и дрожа мускулами, и пытался успокоиться, чтобы использовать свою магию. Этой ночью оборвалось достаточно жизней, и он не хотел делать ничего такого, что могло бы подвергнуть опасности то, что было спрятано в старом рваном одеяле.

Он втянул воздух, пытаясь сделать глубокий, успокаивающий вдох, но дышать было трудно. Он опустил голову и захрипел, отчего струйки соплей полетели на землю и в кусты. Он захлебнулся собственной мокротой и начал кашлять так сильно, что в глазах появились звезды.

Промучившись несколько минут, Тарниш поднял голову, и его чуть не стошнило. Он сделал несколько шагов вперед и, вытянув длинную шею, обнюхал подвешенный сверток из одеяла. Рваное одеяло выглядело грязным и унылым в ярком синем свете его рога.

— Прости, что мы враги… твой род и мой род… так не должно быть, — приглушенно произнес он. — Мне так жаль… Я не хотел, чтобы это случилось… Я не хотел… Я старался не убивать, потому что думал, что от этого будет только хуже.

Когда он стоял, дрожа, с пересохшим ртом и зудящими глазами, он подумал, не затаилась ли там эта ужасная кобыла, слушая его, слыша его слова и сохраняя их в своей памяти, чтобы потом еще раз поиздеваться над ним. От этой мысли у него сжались кишки, и болезненная боль пронзила пах.

С помощью своей слабой и зыбкой магии он отвязал углы одеяла от ветки, спустил щенка вниз и вытащил его из-под одеяла. Она была маленькая, беспомощная, серо-коричневого цвета. Когда он прикоснулся к ней носом, то почувствовал, что ее тело холодное, и она дрожит. Он почувствовал, как ее лапки вцепились в его лицо, а одна из них схватила его за ухо, которое было взято в смертельную хватку. Она прижалась к нему, пытаясь согреться, и заскулила, радуясь теплу его лица.

Это разбило ему сердце. Как можно нежнее он отстранил ее от себя, и ухо выскользнуло из ее хватки на один болезненный дюйм за другим, а затем он снова завернул ее в рваное одеяло. Он закрепил его вокруг нее, сложив в несколько раз, а затем прижал завернутый в одеяло сверток к своей шее.

— Мы не враги, — сказал Тарниш маленькому щенку, — а друзья. Пойдем, согреем тебя. Может быть, я попробую принести тебе что-нибудь поесть. Мне очень жаль, но, кажется, я знаю, как все исправить.

Ничего больше не сказав, Тарниш рысью отправился обратно в лагерь.