Триада Лун: Сбор обломков
Глава тридцать вторая: Слабость
⊛⊛⊛
Пинк бежала прочь. Точнее, Джентл Тач, потому что её зазеркальная половина была испугана — едва ли не впервые за свою долгую жизнь. Шарп отошла на задний план сознания… теперь уже Джентл. Как ни храбрилась, она не могла скрыть страх — ни за смутными угрозами в сторону «этой зазнайки», ни за обещаниями вишнёвого пирога, когда всё закончится.
Они были близки как никогда, и Джентл больше не боялась своей «тени» — теперь она понимала, что Шарп никому не желала зла. Просто иногда слишком увлекалась. Вот и теперь…
— Я метала зеркала не для того, чтобы промахнуться, — ворчливо напомнила Шарп.
Джентл не задумываясь отвела вопрос в сторону, как мокрую от дождя ветку:
— Но ты же знала, что не сможешь её ранить?
— Догадывалась, — буркнула Шарп после короткой паузы. — Она нездешняя. Она не серебряная, а серая.
И на том замолчала.
Следующие несколько доль, убегая, снова в собственном теле и в настоящей реальности, Джентл слышала с той стороны только считалки и воспоминания о рецептах и путешествиях.
Похоже, в прошлой жизни Шарп успела исколесить весь главный материк, и даже ступала на берега двух других. Она была на великих водопадах, заходила под покров джунглей, знала, как шевелятся во сне горы — и где бы ни была, всегда находила друзей; и не всегда эти друзья были пони.
Она встречала и могучих драконов, и даже киринов, их нелюбимых и нежеланных детей. Она знала, где поджидать и в какую сторону не смотреть, чтобы, оставшись незамеченной, подслушать истории кэлпи. Она выследила то самое место, куда сходились лягушки выбирать своего Короля. Она не рассказывала это Джентл специально — просто перебирала мраморные шарики своих воспоминаний, играла с ними, пока они не рассыпались.
Джентл разрывали на части любопытство, стремление Шарп сбежать как можно дальше от безразлично-жестокой фигуры в скафэквине — и собственное желание вернуться, договорить и всё объяснить. Да, Сторм ни разу не улыбнулась — но Джентл отчётливо видела, какой могла бы быть её улыбка. Шарп не возражала, погрузившись в своё прошлое — но, как и со Сторм, Джентл легко могла представить, каким будет ответ «тени»: для Сторм они — монстр, аномалия, объект для изучения, но точно не собеседник.
И всё-таки, надежда оставалась: медленная, настойчивая и упорная, как сама Синяя Луна, стоявшая над нею почти в зените. Там, где Белая вкладывалась в одно усилие и отступала, не получив желаемого, Синяя Луна просто продолжала, и рано или поздно цель оказывалась достигнута.
Джентл улыбнулась, вспомнив, что и сама не сразу согласилась стать Вестником. Была важная причина… но вот какая именно? Над этим она задумалась, и долго пыталась вспомнить — на бегу сквозь синевато-белёсый полумрак едва не взлетая над пологими склонами, но всегда возвращаясь к надёжной земле.
Как и многие, в детстве она тайно мечтала стать аликорном — не зная, зачем, и не считая особенно важным чтобы было «зачем». Она знала главное — мир послушен словам аликорнов, а значит, она сделает так, что никогда не будет ни бед, ни болезней, ни горя, и тем более Красной.
Бессилие Лун перед Красной поселилось в её сознании уже после граничного возраста, тихо и постепенно, не спрашивая разрешения, как паук в углу домашней спальни — жутковатый, но в целом безвредный.
Затем она начала считать себя идеальной и достойной власти. Это заблуждение ненадолго овладело ей ближе к концу первого круга обучения, до того, как Джентл стала полноценным Вестником и получила синюю форму. На экзамене это чувство заснуло и больше не проснулось, как и Циан Вайр, первая и самая памятная её жертва.
Но после него в душе Джентл Тач остался осколок. Тоска по могуществу — даже не мечты, а просто зависть, смешанная со страхом и влечением. То самое чувство, как однажды сказала Синяя Луна, что подобно блуждающему огоньку манит пегаску, смотрящую вперёд и вверх — на своих старших подруг, хотя ей ещё несколько циклов до собственной первой отчаянной и безуспешной попытки шагнуть с крыши и уцепиться крыльями за пустоту. Колдовской огонь, тревожный, насмешливый, недостижимый.
Чтобы ослабить его, вместе с Синей Луной, Луной кошмаров, они внимательно рассмотрели, что случится, если Джентл Тач получит власть, приличествующую её потенциалу, и рядом не окажется никого, чтобы за ней присмотреть.
Вайолет Вижн, в отличие от Джентл этих видений, хотя бы не стала именем нарицательным.
Джентл была благодарна за эти уроки. Эти сны, каждый из которых был продолжением предыдущего, и разговор с Вайолет, и тренировки, на которых Джентл неизменно показывала себя сильнее, полезнее товарищей по команде — защитили её от этой тоски, напомнили ей об обратной стороне силы, дали уверенность… и голос её беззаботной и безжалостной тени на время утих.
Но только на время.
Они с Синей Луной продолжали осторожно касаться этой черты характера Джентл. Прошли долгие, долгие — по ощущениям — времена в медовых течениях снов и на тихо гудящих берегах смерти, до того как Луна отступилась и приняла — сказав о том вслух — что Джентл есть то, что она есть, и не будет иной, пока не прервётся вечная песня небес. И стало по слову Её — сама память о тени отступила и скрылась со всем, что могло бы напомнить о ней, будь то случай или резон, и чистота души Джентл была до времени сохранена.
Джентл была почти спокойна. Она бежала — так и не вспомнив, почему же не хотела быть Вестником. Прочь от непреодолимой силы, под ярким светом своей Луны, в одиночестве, без напарников, которым могла бы навредить, без друзей, которых могла бы обидеть, без надежд, которые могла бы не оправдать. Всё было проще, чем казалось, и ещё проще, и с каждым пройденным броском друзья оставались всё дальше — Солид Лайн, недвижимо-прекрасная, Кёсори, что наверняка не одобрила бы эти мысли… обе, вероятно, связанные и упакованные, отправленные… неизвестно куда. Туда, куда, наверное, отправляют тех, кто общается с Красной. Тоже слабых и тоже беззащитных против пришелицы с небес.
Джентл Тач помотала головой. Шарп шевельнулась в её душе и сказала:
— Доберёмся до города — надо будет разбить первое же большое стекло. Серебро и ртуть помогут нам, бронза укажет нам путь.
Джентл кивнула себе, плавно развернулась — не прекращая бег, только меняя вектор — и направилась в обратную сторону.
Шарп деликатно кашлянула, потом ещё раз. Рассмеялась, но в этом смехе не было радости; и не стала перехватывать управление их общим телом.
— Думаешь, сдашь меня, и дадут медаль?
Джентл ответила не сразу и не вслух.
— Видишь ли… если мы сбежим… если я не попытаюсь… если я отдам всё тебе… мне будет слишком легко убедить себя, что я всё равно ничего бы не изменила. Что я слишком слабая пони.
Она оскалилась, и продолжила уже для себя.
— И если мы продолжим убегать — то так и будет. На самом деле так будет. Я никогда не стану сильной. И зачем тогда жить?
Теперь она говорила быстро, почти без пауз между словами и мыслями.
— А так… может, хоть кто-то, если у меня самой не получается, скажет мне, что я достойна и неплохо справляюсь. Может, я всё же сделаю что-нибудь полезное. Понимаешь?
Шарп не ответила; Джентл Тач больше не чувствовала её рядом.
Этого хватило, чтобы запаниковать. Джентл остановилась, несколько девяток ударов тяжело дышала, пытаясь прийти в себя. Вспомнила, что Кёсори однажды даже получила задание от своей Луны — на расстоянии — и попыталась сама обратиться к Синей Луне так, как будто Она слышит, попросить совета и помощи.
Она даже уловила отголосок ответа и сил — «Конечно, ты очень...». Но нить связи с Луной истончилась, затрепетала как паутинка, и больше не было слов с неба.
Вместо этого Джентл отчётливо ощутила на нём лакуну — пустоту, недостаток, возможность — здесь, чуть в стороне от Пера…
Она моргнула и наваждение прошло.
Шарп по-прежнему не было, и никто не пытался взять контроль над её телом.
Джентл попыталась позвать её; мысленно, потом шёпотом, потом в полный голос.
Шарп ответила тогда, когда Джентл уже перестала надеяться. Тихо и печально, едва слышимо:
— Делай как знаешь. Ты хочешь помочь друзьям — я не в силах встать на твоём пути.