Но и вас ждёт вырождение...

7. Обмануть моё грустное воображение, заставив улыбнуться

Селестия сделала ещё глоток вина. На вкус оно было довольно приятным. В нём был намёк на Кантерлот Вентана 1243 года, когда они ещё собирали ягоды с восточного берега реки, а не с западного.

Она поставила бокал на стол:

— Входи, сестра. Я знаю, что ты там.

Дверь скрипнула, и вошла Луна:

— Здравствуй, сестрёнка.

— Мне не нужно спрашивать, что у тебя на уме.

Луна села немного дальше от стола Селестии, чем обычно:

— Ты меня ненавидишь? — спросила она.

Селестия вздохнула. С одной стороны, прямота вопроса освежала. Это означало, что Луне стало более комфортно с ней. С другой стороны, его содержание...

— Это не тот вопрос, который задают... если у тебя уже нет какого-то подозрения насчёт ответа.

— Я знаю, что было глупо думать иначе. После всего, что я тебе сказала, после всего, что я сделала, ожидать, что ты простишь меня так легко, было наивно. Я надеялась, что со временем ложь постепенно станет правдой.

Селестия улыбнулась:

— Ты слишком хорошо меня знаешь. Я надеялась, что лучше это скрываю.

— Я не виню тебя. Как я могу? Но полагаю, когда ты увидела первоначальную Селестию, для тебя это стало более явным.

— Я знаю, о чём ты думаешь, Луна. Ты ничего не должна той Селестии.

— Конечно, понимаю. Я должна ей всё и даже больше. Я обязана ей жизнью и жизнью целой планеты.

— Возможно, это был не лучший способ выразить это. — Селестия подвинула бокал, стоящий на столе. — Однажды ты спросила меня о природе покаяния. Ты помнишь?

— Я помню все наши разговоры, вплоть до буквы.

— Я была искренней. Контекст не меняет моего ответа. Ты можешь совершать все епитимьи, какие захочешь, для всех Селестий в сотне миров, и это не делает это более значимым. Это не делает это менее саморазрушительным.

Луна опустила глаза:

— Знаешь, что я делала на Луне все эти годы в одиночестве?

Селестия ничего не сказала. Луна знала так же хорошо, как и она, что ни одна догадка не будет точной.

— Сначала я ничего не делала. Я сидела и думала о том, как будет чудесно, когда я вернусь к тебе. Все эти годы в одиночестве будут таким великим наказанием за то, что я сделала, — Луна улыбнулась. — Я думала, что быть одной будет так просто, так легко и чисто. — Её улыбка исчезла. — Но потом я подумала, что, если этого недостаточно? Я была одна в своей Эквестрии, после того, как всё умерло. Это заняло некоторое время. Какое-то время у меня были пони. И потом, даже когда я была одна, у меня были все книги и вещи, чтобы занять себя. Но потом, на Луне, я действительно осталась одна. Ничего, кроме пыли и камней.

— А что, если этого недостаточно, чтобы отпустить мне грехи? — Луна подняла переднюю ногу и провела по ней копытом. — Я поняла, что должна что-то сделать, чтобы это засчиталось. — Она резко опустила копыто вниз. — Я отрезала себе переднюю ногу. Это больно. Это очень больно. Я закричала. Я долго сидела, корчась и брыкаясь. А потом, когда мне стало лучше, я использовала магию, чтобы восстановить её. А потом я сделала это снова.

— В конце концов, шок прошел. После нескольких десятков раз это уже не казалось наказанием, просто казалось скучной рутиной. — Луна поднесла копыто к глазу. — В конце концов, я перепробовала все части тела, все органы. Не самые важные, не те, которые мне нужны, чтобы жить или творить магию, а все остальные. Я очень тщательно считала их все. Я подумала, что если я сделаю это достаточно много раз, это сделает моё изгнание более эффективным, что я буду чувствовать себя лучше после этого. Что когда я, наконец, вернусь, мне будет легче простить себя.

Селестия моргнула и поняла, что не смогла скрыть слёз. Но Луна продолжала смотреть на свою переднюю ногу.

— И всё это помогло? — спросила Селестия. — Во всём этом был хоть какой-нибудь смысл?

Луна опустила копыто:

— Полагаю, что нет.

— Вот почему я не верю в покаяние. Это условно. Старая поговорка гласит: "Жить хорошо — лучшая месть". Но мне кажется, что это не совсем так. Жить хорошо — лучшее лекарство.

— Поэтому ты притворилась, что простила меня? Чтобы успокоить себя?

— Да, это одна из многих причин. — Селестия уставилась на свой бокал. — Ещё одна причина — успокоить тебя. Я разочарована, что это не сработало. Ещё один раз, когда я что-то недооценила, в ущерб тебе.

— Мне очень жаль, сестрёнка. Я не должна была тебе этого говорить. Я не хотела обременять тебя ещё больше.

Селестия улыбнулась:

— Если хочешь освободить меня от бремени, убеди другую Селестию вернуться без тебя. Я попросила Дискорда сделать это, но неизвестно, сколько времени у него уйдёт на то, чтобы "подготовиться" самому.

— Я до сих пор не знаю, что ей сказать.

— Никто из нас. — Селестия хихикнула. — Это не помешало Твайлайт попытаться.

Луна улыбнулась:

— Пойдем, сестрёнка. Ты не можешь удерживать нас всех на уровне Твайлайт. Мы бы никогда ничего не добились.

— Это была попытка пошутить? Возможно, надежда ещё есть.

Луна усмехнулась:

— Благодарю тебя, сестра. Наверное, мне нужно подумать, но спасибо. Я оставлю тебя с твоим вином.

Селестия не удосужилась его допить.