Нефоновая пони: A Song of Twilight

6. Знание: «Celestia’s Hornpipe»

В жизни пони очень важную роль играет предназначение.

Да, наверное, этим мы и отличаемся от большинства разумных рас Эквестрии: ведь только у нас есть величайшее право иметь свои кьютимарки — и носить их с подобающей нам гордостью. Именно копыто о копыто со своим предназначением мы и проживаем свою жизнь. Сколькому нас в своё время научила Старлайт, попытавшись создать общество без кьютимарок в одной отдельно взятой деревне? Я тогда воочию увидела, что пони без своего таланта, без своего предназначения — лишь бледная тень настоящей себя. Или вспомнить тех троих ныне весьма уважаемых пони в Понивилле — которые в молодости были теми ещё сорванцами, и лишь ради того, чтобы получить свои кьютимарки, организовали целое тайное общество и каждый день предпринимали столь рискованные и сумасшедшие мероприятия, что я до сих пор удивляюсь: как им вообще удалось остаться живыми-здоровыми к моменту, когда они-таки наконец-то получили их? И ведь было ясно: до тех пор, пока они сами не осознали своё предназначение — помогать другим определиться с ним, — их бока оставались девственно чистыми. Это было ярчайшее доказательство того, что нельзя обмануть те силы, которые даруют нам кьютимарку; что только поняв, для чего ты родилась в этом мире, ты, наконец, получаешь право связать свою жизнь с тем, что у тебя получается лучше всего.

Но что, если кьютимарка остаётся загадкой даже после своего появления?

Взять хотя бы моих пятерых самых близких понивилльских подруг детства: ясное дело, что к Пинки, Флаттершай, Эпплджек и Рэйнбоу вопросов возникнуть не могло — их кьютимарки хорошо отражали то, кем они являлись. С Рэрити уже сложнее: весь Понивилль знал её, как высококлассную модельершу — но её кьютимарка была связана не с одеждой, а с драгоценными камнями; и это был её настоящий талант, следствиями которого являлись все остальные грани её личности. Возможно, если бы её предназначение соответствовало её профессии, она бы так и осталась в Понивилле — и не стремилась бы к сверкающим высотам высшего эквестрийского общества.

Ещё сложнее с теми пони, кьютимарки которых совершенно не говорят об их талантах и роли в жизни. Взять хотя бы Дёрпи — кто знает, что значили пузырьки на её боку? Я сомневаюсь, что даже она была способна расшифровать их смысл. Что значит падающая звезда у Клаудчейзер, подковы у Карамеля, черепахи у Сэндбара? Почему у семьи Эпплов, Харвестов или Берри такие похожие, порой почти одинаковые кьютимарки, несмотря на то, что они совсем разные пони и далеко не все из них занимаются выращиванием яблок, моркови или винограда? Вряд ли хоть один пони знает наверняка ответы на эти вопросы.

И среди кьютимарок, толкование которых столь неоднозначно, скромное место занимает и моя. Шестиконечная звезда с пятью маленькими звёздочками вокруг. Ранее я была уверена, что она символизирует связь с шестью Элементами Гармонии и пятью моими друзьями — их носителями; однако, так ли это верно теперь? К сожалению, даже дружба бессильна перед неумолимым временем: некоторых из моих друзей в этом мире уже нет, да и связь с Элементами для меня уже давно потеряна. Может, именно поэтому я, потеряв своё предназначение, оказалась выброшена на свалку забвения?

Или, может, мне, ныне бессмертному аликорну, только предстоит найти своё настоящее предназначение — на все эти бесконечные сотни, тысячи, миллионы лет, что ждут меня впереди?..

Так или иначе, у меня был план, пусть не на тысячи лет, но как минимум на ближайшее время. И мне для этого жизненно важно было поговорить либо с принцессой Луной, либо с принцессой Селестией.

Ожидание длилось долго. Будучи совершенно так же запертой в Понивилле, как Лира незадолго до меня, я могла надеяться лишь на неожиданный визит одной из принцесс сюда. Поначалу я ожидала принцессу Луну на Ночь Кошмаров; но она на этот раз, как говорят, решила отправиться не в ближайший Понивилль, а в Балтимэйр. Разумеется, её можно понять — она всё-таки принцесса огромной державы, и её визита ждут во всех городах нашей раскинувшейся от моря до моря страны. И Понивилль — лишь один из множества таких городов.

Поэтому мне пришлось смириться и жить дальше, надеясь на встречу с одной из принцесс во время какого-нибудь ещё события.

Зимой в семье Эпплов произошло неожиданное: на свою родную ферму вернулся Биг Макинтош — да не один, а прихватив с собой свою Шугар Белль и двоих дочерей. О благая Селестия, какие же они милые! Мне невольно вспомнилась Эпплблум в те времена, когда я только приехала в Понивилль: эти очаровательные близняшки были почти как две капли воды похожи на неё. И даже если внешне они лишь совсем немного отличались — глазами, цветом гривы, походкой, — то вели себя они точь-в-точь так, как их теперь уже тётя в бытность свою в том самом «тайном обществе», гордо названном «Cutie Mark Crusaders». Кто знает, может эти двое вскоре станут новыми «крусэйдерами»? Впрочем, им до того предстояло бы ещё чуть-чуть вырасти и завести себе друзей среди нового поколения пони в Понивилле.

Честно, глядя на них — издалека, с тропинок сада, окружавшего ферму: такой вечной незнакомке, как я, не стоило бы попадаться им на глаза, — я не могла сдержать слёз: не знаю, чего больше было тогда в моей душе — осознания того, что я уже никогда не смогу вернуться в этот круг поколений и растить своих детей и внуков, ведь иначе мне придётся быть свидетельницей и их смерти, в конце концов, — или радости за то, что столь дорогой мне Понивилль по-прежнему живёт своей спокойной жизнью, и те, кто некогда были моими друзьями, вырастают и дают начало новым поколениям.

Это событие, впрочем, привело ещё к некоторым последствиям. Несмотря на то, что с детьми нужно было сидеть, это прекрасно удавалось повзрослевшей Эпплблум, да и Пинки была тут как тут. И работа на ферме, на которой разом появилось восемь новых рабочих копыт, закипела с новой силой. И Эпплджек…

Я не знаю, как, но на одном из следующих собраний Понивилля Эпплджек выбрали мэром этого городка.

Так странно было смотреть на то место, где могла бы быть я сама, если б не проклятье забвения — и слушать речи Эпплджек, обещающей Понивиллю радостную и счастливую жизнь, пусть и с очевидным условием: «Ну, эт, вы понимаете, нам для этого всем надо усердно работать». Эпплджек не врала — она никогда не врёт, — и я надеялась, что и правда, она отличный кандидат на это место.

Наверное, даже лучше, чем я.

Пожалуй, я в тот момент окончательно поняла: Понивилль справится и без меня. Уж если во главе всего встала Эпплджек, то за мой город можно было абсолютно не волноваться.

Так что я преследовала теперь только свои цели. А что мне ещё оставалось?

За это время я выучила все оставшиеся элегии Ноктюрна, кроме последней — Лира, к счастью, не забыла записать их в свой дневник, которым оказалась та самая якобы пустая тетрадка. Само собой, я не могла их сыграть с каким-то результатом дальше «Плача Ночи»: ведь для «Реквиема по Сумраку» нужен был Вестник Ночи, а следующую за ним элегию, «Дуэт Запустения» — вообще без принцессы Арии нельзя было сыграть никоим образом. Моей единственной надеждой оставался визит одной из перворождённых принцесс в Понивилль — и я должна была его дождаться…

И я дождалась.

Это было в день уборки зимы в начале следующего года. Забавно, но этой весной пони первый раз за много лет не сумели завершить её в срок — стыдно признаться, но я даже почувствовала некое злорадство в своей душе: вот так вот, они меня забыли, а теперь сами без моей помощи вновь не справляются. Но была и более радостная весть: я несколько дней назад из разговоров, подслушанных на улицах Понивилля, узнала, что сама принцесса Селестия пожалует сюда, чтобы стать свидетелем первой уборки зимы с новым мэром Понивилля. И потому пони из шкуры вон лезли, лишь чтобы закончить её вовремя…

Однако, к тому моменту, как королевская колесница приземлилась на центральной площади Понивилля, снег ещё кое-где оставался, озеро было заполнено лишь только-только порубленным льдом, а поля были даже не вскопаны, не то что засеяны. Принцесса снисходительно обвела взглядом творившееся вокруг, а Эпплджек вышла вперед из рядов собравшихся жителей Понивилля и виновато поклонилась ей:

— Эт… Ваше высочество, мы… Почти завершили уборку к вашему визиту, ну… Понимаете, немного не хватило времени. Не знаю, чегой-то мы в этом году так затянули, но я как-т посмотрела на это всё дело, и, яблоко мне в глаз, я вообще не понимаю, как мы справлялись с этим раньше…

— Ох, дорогая моя Эпплджек, — Селестия спустилась с колесницы и наклонилась к ней. — Ты первый год мэр этого городка, а уже взваливаешь на себя столь непосильную ношу. В прошлом году у вас был другой мэр, и я помню, что с какого-то момента она вдруг сумела между вами правильно распределить обязанности, что вы стали заканчивать уборку зимы в срок. Не волнуйся, моя маленькая пони, и ты когда-нибудь сможешь добиться таких же успехов.

— Вы… Вы правда считаете, что я… Это… Когда-нибудь справлюсь?

— Разумеется, — кивнула Селестия. — Я вижу, что ты делаешь для своего города всё, что в твоих силах…

Принцесса ещё немного поговорила с Эпплджек и собравшимися горожанами; я лишь молча стояла в толпе и наблюдала. Мои крылья были скрыты от посторонних глаз платьем — в конце концов, не было ничего удивительного в том, чтобы прийти на встречу с правительницей Эквестрии, одевшись подобающим образом. Я практически не выделялась из толпы и жадно ловила разговоры; как я поняла, сейчас по расписанию должен был быть банкет в «Сахарном уголке», а следом принцесса должна была посмотреть, как идут дела в Понивилле — в том числе в школе дружбы, а затем в замке. Меня немного удивило, что, по слухам, несмотря на то, что замок по-прежнему назывался замком дружбы, все были уверены, что его владелец — Спайк, а Старлайт живёт там лишь с его согласия, и то лишь потому, что школа дружбы расположена прямо рядом с ним, а директору школы жить в общежитии всё-таки немного не по статусу. Но так или иначе, это должно будет помочь мне в реализации моего плана…

Прежде всего мне нужно было чем-то занять Старлайт. Разумеется, если я не позабочусь об этом, то она после осмотра школы вместе с Селестией направится в замок — и тогда у меня не будет шансов отвлечь принцессу. Поэтому, как только Селестия и все важные пони Понивилля скрылись в здании «Сахарного уголка», я галопом рванула к школе. К счастью, день уборки зимы выпал на выходной, и в школе никого не было — что было невероятным везением. Конечно, я могла бы всё задуманное сделать и на виду у всех, а потом просто ускользнуть — оставив их ломать головы над тем, что только что было и кто всё это натворил. Но при одной только мысли о том, какое осуждение в первые же секунды обрушится на меня, моё сердце сжималось: всё же, когда никого нет, претворять свой план в жизнь намного спокойнее.

Жалко было творить такой беспредел, но иначе я могла упустить свой шанс оказаться один на один с Селестией, и потому я, скрепя сердце, начала.

Под ударами моей магии дорогие витражные стёкла, изображающие наши с друзьями подвиги во имя дружбы, разбивались на разноцветные осколки; колонны, удерживающие свод, ломались напополам и обрушивались, поднимая облака пыли; картины падали со стен, лестничные пролёты рассыпались, ковры и гобелены превращались в рваные тряпки. Было безумно обидно уничтожать всё то, что совсем недавно было для меня столь родным, но цель всё-таки оправдывала эти средства. Я понимала, насколько будет поражена Старлайт, увидев этот разгром — особенно, когда при этом рядом с ней будет стоять принцесса Селестия. Но так было надо. И больше всего я жалела о том, что не смогу попросить прощения у неё за то, в каком виде она предстанет перед принцессой…

Я, закончив превращать главный зал в руины, едва успела выскочить из здания и спрятаться в кустах неподалёку, как увидела группу пони, направляющуюся к школе дружбы. И что было важно, и принцесса, и Старлайт были среди них. Мой план, похоже, работал.

Вот они прошли мимо меня. Старлайт бодро и воодушевлённо рассказывала Селестии о школьных делах, ещё не зная, что она увидит через несколько минут. Вот, судя по стуку копыт по ступеням, они поднимаются к главному зданию. Вот я, едва высунув голову из-за кустов, проводила их взглядом и посмотрела, что все они скрылись внутри…

И, наконец, я услышала душераздирающий крик Старлайт, доносящийся из здания:

— Что, во имя Эквестрии, здесь произошло?!

Я не думала, что моя ученица может так громко кричать: даже стайки испуганных птиц в панике вспорхнули с окрестных деревьев, улетая подальше от школы. Я тоже бросилась наутёк — но лишь потому, что теперь мне нужно было вовремя оказаться в замке. Я выиграла какое-то время, которое Старлайт будет разбираться с неожиданным разгромом в главном зале, и потому не должна была упустить это преимущество…

Я была во всеоружии, когда знакомое жёлтое сияние окутало ворота замка и плавно раскрыло их. Селестия, несколько окружающих её стражников и Эпплджек, едва войдя в замок, уставились на меня. Следом вошли ещё несколько сопровождающих, но Старлайт, к счастью, среди них не было. А это значило — настал мой звёздный час.

Я улыбнулась широко-широко, как только могла, глубоко поклонилась и не дав никому вставить ни слова, тут же затараторила:

— Я приветствую вас, Ваше Высочество, в замке дружбы Понивилля. Меня зовут Твайлайт Спаркл, я местная… гхм… Экскурсовод. Да, экскурсовод. Я покажу вам замок, а наши дорогие гости могут… — я чуть не сказала «катиться отсюда подальше» — ведь мне нужна была одна Селестия; я едва успела себя одёрнуть — принцесса дружбы, называется, — …располагаться поудобнее вот здесь, в вот этом зале по левому крылу. Я думаю, вам всем уже знакома обстановка в замке, поэтому я приглашаю Её Высочество следовать за мной… Нет, стражники тоже могут остаться, в замке абсолютно безопасно, а его, хм… хозяин может немного перенервничать, если встретится с кем-то, кроме принцессы… — я несла, пожалуй, уже откровенную чушь, и лишь какое-то чудо могло меня спасти.

Селестия и стоящая рядом с ней Эпплджек удивлённо переглянулись: я почти чувствовала, как Эпплджек вот-вот скажет Селестии о том, что понятия не имеет, кто я такая, и, разумеется, в ту же минуту стражники схватят меня и весь мой план пойдёт прахом…

Но Эпплджек, хвала Селестии, промолчала. Ох, как же, как же я ей благодарна за это!

Принцесса вышла вперёд и, недоверчиво скривив губы, проговорила:

— Хорошо, я пойду с вами осматривать замок, мисс Спаркл. Да, стража может остаться здесь, — она подняла копыто, останавливая их.

Неужели мой план сработал?..

Что ж, осталось немногое.

Я повела Селестию к главному залу и, лишь только мы вошли внутрь, я закрыла за нами двери и повернулась к ней. Она всё так же недоверчиво смотрела мне в глаза и, кажется, уже что-то понимала…

— Я очень, — я виновато ей поклонилась, — очень прошу у вас прощения, принцесса, но я просто обязана сейчас вам кое-что сказать.

— Да? — она наклонила голову. — Говори же.

— Дело в том, принцесса Селестия, что вы забыли нечто принципиальное для Эквестрии. Вернее, не только вы, но и все ваши подданные, — я увидела, как она нахмурилась, и поняла, что надо скорее переходить к делу. — Ответьте мне на вопрос, пожалуйста, сколько аликорнов в Эквестрии? — я осторожно взялась своей магией за тесёмки платья.

— Что за глупости, мисс Спаркл. Каждый знает, что их четверо: я, моя сестра, принцесса Кейденс и её дочь, Фларри Харт.

Я ожидала в точности такого ответа — и теперь лишь потянула за тесёмки; платье освободило мою спину, и я расправила крылья — глядя, как расширяются глаза Селестии.

Она несколько мгновений стояла так; потом я почувствовала, как меня коснулось облачко её магии, обволокло меня, подняло в воздух — и немного погодя исчезло, осторожно опустив меня обратно.

— Это невозможно. Ты тоже аликорн, Твайлайт Спаркл, и более того — это абсолютно точно, именно я даровала тебе эту судьбу; я проверила. Но почему я вообще ничего об этом не помню? — её тон с холодно-официального сменился на испуганно-непонимающий; такой я принцессу ещё не видела. Даже перед лицом опасности она хранила хладнокровие; сейчас же она была совершенно сбита с толку.

— Таково моё проклятие. Обо мне никто не помнит. Я раньше была важна для Понивилля, я была вашей ученицей, я благодаря вам стала принцессой дружбы, я основала школу, я жила в этом замке, но сейчас я потеряла всё, и моя единственная надежда — что вы или ваша сестра смогут меня выслушать и помочь мне. Для меня это правда единственный шанс. Простите меня, принцесса, но мне жизненно необходимо было встретиться с вами — и я прошу вас не винить Старлайт, она правда старается, как может, но мне, чтобы не упустить мой шанс, пришлось…

— Понятно. Значит, то, что произошло в школе…

— Да, это действительно я, но вы понимаете: другого шанса задержать Старлайт и остаться с вами один на один у меня просто не было…

Принцесса слегка улыбнулась.

— Что ж, это многое объясняет, Твайлайт Спаркл. Ты хороший стратег.

— Э-э… Спасибо, принцесса…

— Я почувствовала там магический след. И мне сразу показалось, что он ведёт сюда, и я была почти что уверена, что это ты учинила разгром в школе дружбы. Мне было интересно, зачем, и вот как, оказывается, на самом деле обстоят дела… Так чего же ты хочешь, Твайлайт?

— Всего лишь несколько минут вашего времени… И то, что вы выслушаете меня.

— Говори.

— Нет, я не буду вам ничего говорить, словами этого не объяснить всё равно, — я осторожно улыбнулась принцессе, — я вместо этого сыграю вам кое-что.

И я взяла лиру, что специально ждала этого момента у стены зала — и принялась играть Ноктюрн с самого начала.

Не то, чтобы я не помнила предостережений Лиры. Я знала, к чему привели эти попытки в случае Алебастра, да и в случае самой Лиры. И тем не менее, я наивно полагала, что смогу этого избежать…

Первую из элегий, «Прелюдию к Теням», Селестия выслушала, недоверчиво склонив голову; к её концу она, видимо, уже была готова прервать меня, но лишь тихо накатывающие волны «Прелюдии» сменились тяжёлой поступью ритма «Закатного Болеро», принцесса удивлённо открыла глаза. Она начинала догадываться. «Болеро» незаметно перетекло в «Марш Приливов», а он — в «Сонату Тьмы». Я уже чувствовала, как меня обволакивает непроглядная темнота — а Селестия принялась испуганно оглядываться по сторонам, и я понимала: её волнует не столько сама темнота, сколько то, что прячется за ней. Древняя, почти забытая, но не исчезнувшая вина, что тысячи лет терзала её душу. Селестия прижала уши и подошла ко мне, положив переднюю ногу мне на плечи, будто пытаясь защитить меня от чего-то такого, что было доступно только ей. Мне было больно на неё смотреть, но громогласные раскаты «Сонаты» продолжали безжалостно обрушиваться на нас двоих, будто разрывая нашу связь с реальностью. Вот «Звёздный вальс» выдернул нас из этой чёрной пропасти за мгновение до того, как что-то страшное должно было нас поглотить. Селестия уже не пыталась держать себя подобающим для правителя Эквестрии образом: она была лишь моим проводником в бездне неизведанного — в том омуте, куда я бросалась с головой, исполняя проклятую симфонию.

— Мы… Мы всё забыли… Сестра… — голос Селестии дрожал, из её глаз катились крупные слёзы. — Как мы могли…

Я ощутила её тревогу, её страх — и я первый раз за всё это время по-настоящему испугалась. Кажется, я переставала контролировать ситуацию, но уже не могла остановиться. Даже в воспоминаниях Лиры это не выглядело так. Если самый могущественный аликорн Эквестрии боялся этого…

И я всё равно перебирала струны, безжалостно ведя тему «Лунной Элегии» всё дальше. Она то замедлялась, то наоборот, срывалась в бешеный галоп; я уже не задумывалась над своей игрой — я сама стала этой музыкой, что восстанавливала древнейшие мосты между беспощадно забытым прошлым и скорбным настоящим.

— Что там происходит? — кто-то отчаянно забарабанил в дверь.

— Не мешать! — выкрикнула Селестия ломающимся голосом — и тут же, стиснув зубы, посмотрела на меня.

— Твайлайт, ты не имеешь представления, что ты можешь разбудить…

Но меня уже было не остановить: я погружалась в бездонные глубины «Плача Ночи» — и утягивала за собой Селестию.

— Ты… Ты… — она вскинула копыта. — Ты не имеешь права вмешиваться в Песнь! — прокричала Селестия словно не своим голосом.

Я же всё равно продолжала играть, неся нас обеих к берегам Царства Неспетых.

Её глаза зажглись фиолетовым огнём.

— Ты… Ты должна петь другую песнь! Ты должна стать ничем! И ничто — должно быть ничем, ничто — не должно влиять на этот мир!

Селестия запаниковала и принялась вырывать у меня инструмент, но её попытки были тщетны. Я вела мелодию «Плача» к финалу — и к началу «Реквиема по Сумраку». И…

И в этот момент я поняла: Селестия не сможет выдержать этого. Я будто бы ощутила весь тот груз неискупимой вины, что давил на её хрупкую спину — спину перворождённого аликорна, осмелившегося дополнить Песнь Творения своим мотивом — десятью элегиями тьмы, Ноктюрном Небесных Твердей. Сколь бы могущественной она ни была, это сломает её. Селестия уже не сможет переписать реальность, как она сделала с Алебастром и с Лирой — слишком глубоко я погрузила её в дебри проклятой симфонии. Достигнув финала «Плача», я обрушу на неё всё это понимание — и что после этого случится с Эквестрией, не хотелось даже думать. Я не раз спасала свою страну, и неужели мне доведётся теперь её уничтожить? Воспользовавшись доверчивостью Селестии ко мне, несчастному забытому аликорну, я завела её туда, откуда она уже не сможет выбраться…

Нужно было что-то срочно делать…

И вместо продолжительного минорного аккорда, что связывал «Плач» и «Реквием», я вдруг резко ушла в параллельную тональность и завершила мелодию, разрешив последний аккорд в медианту, а не в тонику.

Я сама не поняла, что я сделала и зачем. Но останавливаться было нельзя, и я начала играть то, началом чего мог бы послужить этот аккорд…

А таковым могло была лишь одно.

Небольшая интерлюдия в ми-бемоль-мажоре — и мягкие переливы той мелодии, что несла в этот мир не мертвенный холод владений принцессы Арии, но теплоту объятий моей вновь обретённой подруги, лёгкие воспоминания о тех моментах простого счастья, что мы разделяли с ней в Кантерлоте, её жизнерадостный характер — и ту любовь ко всем вокруг, что не дала ей променять наше счастье на исполнение собственной мечты.

«Планксти Хартстрингс».

Я чувствовала, как с каждым новым тактом дрожь в ногах Селестии утихает, как её дыхание становится размеренным и спокойным, как ядовитый фиолетовый блеск её глаз меркнет, тускнеет и растворяется в её обычном уверенном взгляде, как её измученная безжалостными воспоминаниями душа возвращается на место — и как она, лишённая сил в противостоянии с чем-то ужасным, чем-то неведомым, но ныне ощутившая себя в какой-никакой, но безопасности, кладёт свою голову мне на спину и утомлённо закрывает глаза…

Когда я закончила играть, Селестия уже мирно дремала — используя в качестве подушки мою спину. Не знаю, насколько ей было удобно, но по крайней мере она — теперь я это поняла — стала мне доверять.

Больше всего я боялась, что проснувшись, она забудет обо всём — но к счастью, мои опасения не оправдались. Она продремала пару минут, восстанавливая силы, после чего, вновь открыв глаза, посмотрела на меня с невыразимой теплотой и сочувствием.

— Спасибо тебе, Твайлайт.

— Это… В смысле?

— Ты помогла мне вспомнить. Вспомнить тебя. Вспомнить прошлое. Вспомнить свою незаслуженно забытую сестру…

— Да? — не веря своим ушам, я поражённо взглянула на принцессу. Неужели у меня получилось?

— Да, Твайлайт. Ты стала очень сильной. И ты смогла пробудить эти трагические, но драгоценные для меня воспоминания — те воспоминания, что должны были быть забыты во веки веков. И пусть я уверена, что вскоре вновь забуду обо всём, но пока я ещё помню, я не могу не поблагодарить тебя.

— Принцесса… — я, не помня себя от счастья, тут же крепко-крепко обняла свою наставницу, коей я, несомненно, была обязана в немалой степени и тем, что стала такой, какой я была сейчас и смогла справиться со столь тяжёлым вызовом — и отметила про себя, как она вначале удивлённо вздрогнула, но потом так же, почти по-матерински, обняла меня в ответ.

Песня моей подруги оказалась способна исполнить её мечту — вернуть воспоминания о том, что некогда было. Пусть и ненадолго…

И возможно, дать возможность исполниться и моей мечте.

— Так что же ты хотела от меня, Твайлайт? — Селестия понимала, что нужно спешить, ведь она может в любой момент вновь забыть обо всём. — Зачем ты мне это сыграла? Ты же хочешь моей помощи в чём-то?

— Да, принцесса. Я хочу, чтобы вы отправили меня к вашей сестре, запертой там, в своей собственнокопытно построенной тюрьме. Я не могу попасть к ней сама — у меня нет Вестника Ночи, но если вы сумеете сделать это — так же, как Лира смогла уговорить принцессу Луну…

— Лира? Какая Лира?

Я на мгновение запнулась: то, что принцесса вспомнила меня, ещё не значило, что она вспомнила всех неспетых. Разумеется: песню перед Селестией исполняла одна я.

— Э-э… Неважно. Вы должны меня отправить туда…

— Я поняла. Чтобы ты смогла сыграть «Пришествие Рассвета» и вновь войти в этот мир такой, какой ты была до того, как на тебя пало проклятие.

— Да.

— Что ж, ты явно заслужила это, Твайлайт. И теперь, благодаря тебе, я знаю, как это сделать…

Принцесса Селестия последний раз одарила меня своим тёплым благодарным взглядом — и развернула свои крылья. Её рог запылал ярчайшим золотым огнём, и несколько мгновений спустя я уже летела сквозь ледяной дождь и вспышки молний прямо к сияющим посреди бездонной черноты неба сферам, заключающим в себе трон принцессы Арии.

Как и в воспоминаниях Лиры, магические сферы повернулись, открывая запечатанный ранее проход, и я приземлилась во внушительных размеров зале, прямо перед ступенями, что вели к трону, с которого на меня, окутанная проклятой фиолетовой аурой, взирала владычица этих пространств — ужасающего вида аликорн, чья ипостась — забвение.

Правительница Небесных Твердей, покровительница неспетых, вторая из перворождённых аликорнов Эквестрии…

Принцесса Ария.

И у неё я должна была вырвать право вновь стать собой.

Моё испытание вот-вот должно было подойти к концу…