Маленькие истории

Стремление

«В тот момент, когда Принцесса сказала: «Поехали!», и я почувствовал, как ракета вместе со мной отрывается от земли, мне стало отчётливо ясно, что в эту же секунду мир изменился. Как именно – остаётся только гадать».

Капитан Инфинит Спэйс.

Съешь протеиновую пилюлю и надевай шлем — в первый раз это было захватывающе. Не сказать, что теперь весь шарм исчез, но отношение определённо поменялось.

Внизу, должно быть, сотни жеребят до сих пор мечтают о чём-то подобном, хотя со времён Бума и прошло столько лет. Где-нибудь по ночам, в сельской глуши, маленькие романтики смотрят в свои телескопы и разглядывают наше серо-стальное пятно, растёкшееся посреди лунной пустыни. Поверьте мне, я сам был одним из них.

Доктор Патч любит говорить: «Зинги, мы дети прошлого века, строящие век следующий», док вообще любит патетику. И знаете, он прав. Когда Принцессы разбираются с тем, что наворотили, а обычные пони стараются просто прожить жизнь счастливо, мы сидим здесь, строим пятую оранжерею, латаем внешнюю обшивку и собираем противометеоритную защиту, а в перерывах играем в бридж, спим и делаем ставки на лунные камни. Странная штука, эти лунные камни, никогда не знаешь, где они окажутся следующим утром. Скиппи шутит, что их когда-то придумала Луна, чтобы было не так скучно.

Чушь собачья, как по мне. Здесь почти нет атмосферы, ни одно магическое существо, как бы могущественно оно ни было, не сможет прожить здесь целую тысячу лет, ещё и строя коварные планы своего возвращения в процессе. Либо Найтмер Мун была дематериализована и переведена на другой план существования, либо нас всех очень долго дурачили. Уж кто-кто, а я не должен так думать – на Луне не так много специалистов моего профиля. Ни одного, если быть точным — единственный Зинги Флайт на всю станцию.

Когда я только вывалился из стыковочного отсека и доктор Патч пытался привести меня в чувство после внезапного приступа, кто-то из приветствующих уже начал приставать со своим: «Ну что, Хуфстронг действительно был первым?». Я приземлился несколько минут назад, а теперь лежу на полу, задыхаясь и стараясь не потерять сознания, о да, я готов ответить на твой дурацкий вопрос!.. По правде говоря, я не готов ответить на него даже сейчас. Предполагалось, что всё станет ясно сразу же, будто Луна хранит какое-то неоспоримое доказательство, которое нужный пони сразу же увидит и Внизу станет одним неразрешимым вопросом меньше. Или они выбрали не того пони, или никаких доказательств нет.

Теперь уже никто не спешит отзывать меня обратно. На Луне быстро находишь новую профессию – висишь по несколько часов на обшивке или водишь луноход – так или иначе становишься полезен.

Моя астма вскрылась в первые секунды пребывания на станции, не то чтобы это теперь было большой проблемой, но когда-то я очень постарался, чтобы скрыть её. Док оказался гипертоником, у Скиппи астигматизм, чуть ли не половина пони на станции страдает более или менее серьёзными заболеваниями. Интересно, как вышло, что на «передовой» оказалось столько «отстающих»? Может, так и должно быть? Добровольно запереть себя здесь, вдали от цивилизации, разве здоровый пони пойдёт на это? Похоже, болезнь засела и у нас в мозгах тоже.

Я бежал на Луну так, будто за мной гнались с вилами и факелами. Почти всю сознательную жизнь я смотрел вверх, с тех пор, как узнал, что туда можно подняться. Звёзды не кажутся отсюда ближе, даже когда вас отделяет друг от друга только скафандр. Как бы это ни было глупо, мне казалось, что стоит только выйти из атмосферы, и звёзды приблизятся, хоть на чуть-чуть, самую малость, но это будет заметно. Я знал, что это не так, но где-то в душе продолжал верить. От того, наверное, и перехватило дыхание, сразу как спала перегрузка. Или это всё моя астма.

«Если бы мы сами не прилетели на Луну, нас, рано или поздно, всё равно бы отправили сюда» — сказал однажды доктор Патч. Я никогда не спрашивал, что для него осталось Внизу, у нас это не принято. Единственное, что я знаю наверняка – вряд ли это было важнее того, что у него есть здесь, и за семь лет приоритеты не поменялись. Док называет это «стремлением к побегу». Желание убежать от чего-то, что держит Внизу. Самое нелогичное желание, как по мне. В серой лунной пустыне возможностей, прямо скажу, не то чтобы много, даже в захолустной дыре, откуда я родом, и то наберётся больше.

Нас учили жить в гармонии, в том числе, с самим собой. Счастливы те, кого научили мечтать. Желать чего-то невозможного, возвышенного, стремиться к мечте, но принимать то, что никогда не достигнешь её — не в этом ли смысл мечты? Счастливы и те, кто так и не научился мечтать. У них есть цели, вполне достижимые, будь то уютный семейный очаг или карьера, а, может, и то и другое вместе. Каждый день их цель становится ближе, стоит лишь прилагать усилия.

Но как быть тем, чья самая невероятная, невозможная мечта сбылась? Как быть тем, чья мечта оказалась не такой, какой они её видели?

Мне было тесно Внизу. Скиппи зовёт это «стремлением к путешествию». Я слышал, что он начинал машинистом поезда. Ну, знаете, когда надоедают проложенные рельсы и ищешь обходные пути. Кое-кто, правда, слишком уж задержался на одной станции. Миллионы возможностей не привлекали меня, всё, что я делал – смотрел по ночам вверх. И приближался к своей мечте. Может, это и было ошибкой?

Почему десять лет назад маленьких мечтателей с телескопом на чердаке было тысячу-другую больше? Во времена капитана Спэйса их было чуть ли не пол страны. Мечта о чём-то непостижимо далёком и чуждом всегда будоражила умы. Но, стоило нам приблизить её на сто тысяч километров, как она перестала быть столь волнующей.

Может, мы и вправду бежим от чего-то? Или нечто доступное перестаёт быть желанным? Чем, в сущности, Луна отличается от Кантерлота для маленького деревенского жеребёнка? Разве что до Луны поезда не ходят дважды в неделю. Как только копыто пони ступает в неизведанное, оно перестаёт быть местом, куда не ступало копыто пони.

Но ведь мы здесь и всё ещё глядим в иллюминаторы. Время от времени. И мы готовы строить новые космодромы, нам нужно двигаться дальше. Оставшиеся пони эпохи первых мореплавателей. Мы искали покоя или свободы, мы что-то бросали Внизу, и что-то теряли, едва приземлившись. Искали решения древних загадок. Нам важно знать, первые ли мы здесь, не так ли? Ведь если на Луну можно было попасть так давно, часть шарма улетучивается. У каждого свои причины быть здесь. Кто-то стремился убежать, а кто-то найти — причины, которые привели нас сюда, разнятся. Но есть стремление, объединяющие всех, далёкое и во многом удивительно наивное. Настоящая Мечта.

Стремление к звёздам.