Без жестких сцен. Только самовычитка, только хардкор.
Пролог
Черный пегас стоял на берегу озера и пускал в него камни. Это было не так просто, как казалось со стороны — сначала он аккуратно клал плоский голыш на копыто, затем звонко щелкал по его боку вторым. Один за другим они пролетали по водной глади, несколько раз прыгая, но в конце обязательно погружаясь под воду. «Хах». Пегас поднял еще один.
— Ротти?
— Я занят. — Пегас даже не обернулся на нежный голос, негромко сказавший за спиной его имя. Желтая тень неслышно скользнула ближе к берегу и положила растрепанную голову ему на плечо.
— Ротти...
— Тебе повторить? Я занят.
На этот раз камень улетел так далеко, что его не было заметно в лучах садящегося солнца. Но Роттариан знал, он точно знал, что там, в неясных отблесках воды и коряговом говоре, там, где только закат мог тревожить воду такими же влажными касаниями лучей, там где рыбы ни разу не видели копыта пони, так, крыло когда-то заплутавшего пегаса — там камень все равно ждало падение, илистое дно и нескончаемые лианы водорослей, путающие и не дающие выбраться. Куда выбраться? Пегас мотнул головой. «Это всего лишь чертов камень. Ты опять начитался метафизических романов».
Флаттершай так и стояла, замерев статуей из желтого мрамора, боясь пошевелиться, словно метание камней и впрямь было сейчас самым важным в мире делом. Изредка, она приподнимала голову и молча открывала рот, как будто хотела что-то сказать, но смущалась, отодвигалась обратно, за спину темного силуэта с крыльями, и непослушным водопадом волосы опять соскальзывали на ее нерешительное личико. Плеск камней прекратился.
— Чего ты хотела?
— Я, я... Я не знаю. Просто что-то случилось, — пегас повел ушами, — нет, нет, не отрицай, что-то случилось!
Флатти выглядела взволнованной, но все равно продолжила этот разговор, который должен был начаться вот уже пару месяцев назад.
— И это что-то... Тебя слишком сильно сбивает с копыт. Настолько сильно, что когда я прохожу мимо тебя, я, я... Мне страшно, Ротти.
Она видела профиль пегаса в полуобороте, неуклюже смотря сверху вниз с его плеча, но он не обнял ее, не повернулся до конца, скинув легкую фигурку с плеча и крепко прижав к себе копытами. Глубоко вдохнув, он просто продолжил смотреть.
— Камни кончились, — пегас откинул полы грязно-бежевого плаща и обвел глазами близлежащий берег, — пойду соберу еще.
— С...стой!
— Что?
— Ты никуда не пойдешь.
— Чего?
— Ты ос...останешься здесь, — розовые волосы неровно топорщились, она явно спешила, собираясь сюда, — и скажешь все, ч...что тебе хочется сказать.
Медуза Горгона захотела бы убежать от этого взгляда и спрятаться куда подальше. Жаль, что в этом случае обычным зеркальцем не обойтись. И Роттериан знал это. Как знал он и то, что сейчас он скажет правду, а ему не поверит собственная... неважно кто. Не поверит. Где-то вдалеке закричала чайка, и это был сигнал. Жизнь часто преподносит обычным пони сигналы, и грех было бы их не замечать. Тот столик в больнице — сигнал. Теперь чайка... Он повернулся и посмотрел на нее строго, как смотрят на младшую сестру, но уж точно не возлюбленную.
— Слушай. Это никак не связано с тобой. Более того, тсс, — пегас приложил свое копыто к ее губам, когда она намеревалась что-то возразить, — более того — я вообще не знаю с чем это связано. Просто так надо. Хотя я даже не знаю, что именно надо. Надеюсь, скоро я это пойму. А сейчас, — Роттериан кинул взгляд на почти что севшее солнце, — тебе нужно идти спать. Да и мне, в общем-то тоже.
Минутная буря улеглась, и перед водной гладью снова стояла та самая Флатти, с тихим шелестом волос и нерешительным взглядом. Кутаясь (а точнее путаясь) плащом, черный пегас обнял ее копытами и они побрели вдоль берега, к далеким темным зданиям, окутанными смогом,под уносящееся цоканье заката...
Молния. Роттариан Бис стоял на невысоком холме, покрытым легким пледом зеленой травы — раннее утро, и поэтому все его копыта были мокрые, а шерсть сбивалась смешными комками. Тучи, еще десять минут назад пировавшие во всю на этом девственном небе, сейчас ушли, оставляя призрачный запах озона, да радугу, неловко спускающуюся полукруглой лесенкой. Черный пегас смотрел, как неторопливо поднимается солнце, из-за далеких, покрытых рваным покровом низких деревьев гор, и начал легкое планирование к избушке, на которую он смотрел все это время. Пока он стоял, плащ, так чуждо выглядевший в этом миролюбивом, солнечном городке, уныло свисал, не подавая призраков жизни. Но сейчас, подхваченный резкой волной встречного воздуха, пафосно откинулся назад, открывая маленький мешочек на груди владельца, который, впрочем, тоже не преминул устремиться куда-то за спину. Секунда, и избушка перед его лицом. От нее веяло чем-то домашним, но домашним по особому — чуждым остальным, и ведомым одному только тебе. Травы свисали по ее краям, а дверь была полуоткрыта. И еще. От нее веяло теплотой, сильной, почти что физически ощущаемой. Ротти медленно, как будто бы чего-то боясь, подходил ближе, но запнувшись остановился и замер на долю секунды. Физически ощущаемой теплотой?!
Мир будто бы рвало на черно-белые полосы. Рвало черно-белыми полосами. «Какого крупа?!» Я полу-влетел полу-вбежал, борясь с дикой головной болью, внутрь Зекориного жилища. Портреты из Понивилля валялись на полу, все, что горело — было выжжено дотла, редкая мебель перевернута и изломана. Я метнулся вглубь — котел! Он был перевернут, а травы раскиданы вокруг. Будь она не дома — забрала бы ингредиенты позже, равно как и котел, но сейчас не было сомнений, что... Дверь захлопнулась, и вокруг начали плясать языки пламени. «Доигрался», — прошипел голос откуда-то сверху и красно-синяя огненная змея все быстрее начала замыкать свой круг. Дышать было нечем, я заметался, забил крыльями, закричал, в ужасе и безумстве тараня стенки и опрокидывая обгоревшие колбочки...
Роттариан резко поднялся на кровати, глубоко хватая ртом воздух, как будто бы хотел выдышать всю комнату. Крылья, которые уперлись в матрас, предательски дрожали, по черным перьям скользили блестящие капли пота. Пота ужаса. Он ударил копытом в изголовье и поднялся за водой, ненадолго остановившись у окна. Насыщенные химикатами тучи, несмело попытались набиться ему в друзья легким кислотным дождем. Не вышло. Окно. Сзади послышался шорох.
— Зекора. Я еду искать ее, — ответил пегас на дыхание в его спину.
— Но... Флаттершай переминалась то на одно, то на другое копыто, постукивание которых глушили вязаные носочки сиреневого цвета. Она всегда спала в них — потому что мерзла, скидывая крыльями одеяло, и растянувшись на всей кровати, нередко сбрасывала незадачливого Роттериана на пол. По утру она жутко извинялась, если узнавала это, и весь день ходила сама не своя. Поэтому Рот выработал привычку — вставать за 10 минут раньше нее и подниматься обратно, чтобы лишний раз не расстраивать этот желтый комочек нерешительности. — Но уже год как...
— Знаю, знаю. Случилось что-то. Как ты там говорила? — Роттариан нервно закурил бы, если бы у него была это слабость — но он просто перекидывал нагрудный мешочек, пытаясь понюхать давно засохшие травы. — Что-то, что слишком сильно сбивает меня с копыт. И пока я не найду Зекору — я не выясню что.
Крылья скользнули по крыльям, взгляд по взгляду, и только дождь скользнул по окну, не в силах прикоснуться к этой последней ноте прощания — такие бывают перед долгими путешествиями, риском смерти, или если вы еще слишком молоды, а в голову ударяет кровь. Здесь были все три причины.