Яркая и полная луна освещала землю, а звёзды усеивали небо вокруг неё, словно блёстки. А под ней, близ тёмного леса западнее Кантерлота, по грязной дорожке скакало существо.
Это был чейнджлинг, трутень, если быть точным. Пусть видом он был похож на собратьев, но в его чёрной хитиновой оболочке и бирюзовых глазах жизнь буквально била ключом, а зарубка на роге напоминала ему об одном случае из прошлого. С светло-зелёным, покрытым заплатками платком, обёрнутым вокруг шеи на манер банданы, да с мешком на палке, перекинутым через плечо, он лёгкой рысцой бежал по тропинке, пританцовывая, подлетая на своих инсектоидных крыльях и напевая, наслаждаясь звуками, приглушавшими его голос.
— Любовь, любовь, о любовь! Чувство радости, веселья и счастья, окрыляющее меня! Я далёк от львиной хватки Кризалис и треклятого роя! Путешествую по миру и любуюсь им! — пел он, прерываясь лишь вдохнуть очередную порцию воздуха да посмотреть, правильно ли он идёт. — Ох, как радостно быть свободным! Словно жук летать в тёплом летнем ветерке! Наконец, я иду за своей целью, и она — лишь быть собой!
Звали этого чейнджлинга Хэйбеас Бриттл, и он продолжал напевать и скакать. Камушки разлетались, когда его копыта, усеянные дырками, касались земли. Казалось, что Хэйбеас будет таким весёлым всю оставшуюся ночь, как вдруг сзади послышался хруст сломавшейся ветки, нарушив тишину в интервале между куплетами, словно камень, брошенный в окно. Остановившись, он обернулся, чтобы увидеть нарушителя порядка.
— Эй? — громко спросил он, чтобы любое живое существо неподалёку услышало его. Его глаза искали в лесах хоть какие-то признаки жизни, но не увидели ничего, кроме густой зелени.
Пожав плечами, он было продолжил своё путешествие, но резко подпрыгнул и вскрикнул от страха. В нескольких футах перед ним стояла фигура. Силуэт напоминал пони, но с головы до копыт покрытого тяжёлой серебряной бронёй, и он держал копьё из того же материала так же, как Хэйбеас держал свой мешок. В задней части шлема было что-то вроде гривы, а ткань закрывала все пробелы в доспехе, где могла просвечивать плоть или мех.
Лишь визор шлема оставался открытым, и лунный свет показал в нём пугающий взгляд воина. Один из глаз, правый, был голубым, словно лёд, и не выражал ничего, кроме холодности, а второй, к удивлению чейнджлинга, был затуманенным и серым, с белёсым вертикальным шрамом, проходящим через него.
— Эмм... Привет, пони. — заговорил Хэйбеас, понимая, что незнакомец может быть о нём не лучшего мнения. — Пожалуйста, не бойся меня, я всего лишь путешествую.
Пони (или что это было) не издал ни звука, но снял с плеча копьё, и даже через линзу своего оптимизма Хэйбеас понял, что это была боевая стойка. От волнения он нервно улыбнулся, оголив свои клыки.
— Кхм... Я, эмм... не причиню вам вреда, сэр. — повторил он, опустив свои перепончатые уши. — Если вы просто позволите мне пройти...
Не дав ему закончить предложение, рыцарь рванулся вперёд, размахивая копьём, целясь пробить хитиновый панцирь заострённым концом и убить его. Чтобы избежать такой участи, чейнджлинг отпрыгнул в сторону, но копьё последовало за ним, целясь в голову. Хэйбеас, крикнув от ужаса, пригнулся. Поворчав, воин подготовился к ещё одному удару, но его жертва вновь ушла за пределы досягаемости.
Рог Хэйбеаса покрылся зелёной аурой, и он выстрелил лучом такого же цвета. Рыцарь не смог придумать ничего лучше, как отойти в сторону, позволив шарику зелёного пламени попасть в землю, создав небольшой кратер, а затем пошёл в атаку снова. Он не смог уклониться, и копьё плашмя ударило его в живот, выбив из него весь дух.
Не видя другого выхода, Хэйбеас обернул свои копыта вокруг оружия. Рыцарь поднял его, проверяя, как крепко тот держится, и, издав рёв, который ченджлинг из-за страха едва услышал, бросил его с силой, способной состязаться с мантикорой. Кончик копья больно царапнул по его животу, когда беднягу запустили в полёт. Хэйбеас рухнул на верхушку дерева, упал, и начал бесконтрольно катиться в овраг, которого до этого было не разглядеть, ломая по пути кусты, ветки и ударяясь о камни.
Рыцарь не спеша подошёл к уступу, куда провалился Хэйбеас. Заглянув вниз, он не увидел ничего, кроме темноты, и только звуки падающего ченджлинга доносились оттуда. Понаблюдав несколько секунд, он взвалил своё оружие обратно на плечо и медленно отправился прочь.
Громко крича, пока неприятное ощущение от хлеставших его по хитиновой морде веток не заткнуло его, Хэйбеас продолжал катиться по склону. Затем, с глухим звуком ударившись о кочку, чейнджлинга выбросило в кучу листьев и грязи. Спустя секунду он смог поднять голову и осмотреть больную спину.
Его крылья были изрезаны ветвями и растениями. Да, со временем заживёт, но урон был огромен. Однако то, что стало с его крыльями, было не самым страшным, что произошло с его телом.
Его передняя правая нога была сломана. Он понял это по её странному изгибу и жгучей боли, проносившейся по телу словно разряд молнии при попытке прикоснуться к ней, заставляя его скулить. Сдерживаясь от того, чтобы закричать на всю округу от своих ран, его бирюзовые глаза принялись рыскать по округе в поисках приюта.
И, о чудо, когда его зрение прояснилось, он заметил неподалёку строение. Отливающее светло-красным в лунном свете. Без лишних размышлений он поднял свою (переломанную, но всё же пригодную) палку с мешком и заковылял так быстро, как только мог. Подойдя поближе, он понял, что это был амбар.
Заглянув в окно, Хэйбеас не увидел света внутри. Открыв скрипящие в старых петлях широкие ворота, он проскользнул внутрь, закрыв их за собой с глухим ударом.
Спустя минуту бесцельного блуждания по тёмному помещению, он нашёл полупустой загон в дальнем конце, скорее всего предназначенный для хранения чего-то, и, спотыкаясь, направился туда. Единственными предметами там, представлявшими хоть какой-то интерес, были тюки сена, уложенные один на другой. Найдя немного соломы, очевидно упавшей с тюков, он, не долго думая, лёг на неё и посмотрел на больную ногу.
Следующие несколько минут он провёл инстинктивно срыгивая на перелом зелёную вязкую слизь. Как только она затвердела, Хэйбеас начал вправлять кость на место, пусть это было трудно и больно.
Кажется, прошли часы, хотя на деле не прошло и нескольких секунд, но дело было сделано, и Хэйбеас уронил свою голову на солому, смягчившую удар, и попытался отдышаться. Жгучая боль в ранах, взывающих к себе, долго не давала ему отдохнуть, но, как только он успокоился, его поглотила бездна глубокого сна.