Искусство живое
Часть 2. Глава 2
Спустя некоторое время художественная студия «Клевер» начала вставать на крыло. Стали появляться первые заказы. В основном это были проекты вывесок и стендов разных магазинов, бутиков, кафе и прочих подобных заведений. Пару раз приходили пони из книжных издательств и заказывали иллюстрации на обложки. Иногда бывали заказы на настенные картины и портреты с натуры. Со временем единичные заказы превратились сначала в ручеёк, а затем в небольшой, но стабильный поток. Живопись превратилась для художников в серьёзную и… рутинную работу. Конечно, они продолжали получать удовольствие от процесса написания своих заказов подобно тому, как химику, поставившему достаточно экспериментов для степени доктора наук, нравится держать в копытах колбы с растворами, или как пегаса-летуна, совершившего уже тысячи полётов и разогнавшего десятки тысяч облаков, тянет в небо. Однако теперь это было то, что остаётся от хобби, когда оно превращается в рутину, дающую хлеб. Восторг и страстное увлечение слетели ещё в академии, теперь же исчезло ощущение того, что это нечто, чем они занимаются для души. Если от увлечения спустя годы долгого и упорного занятия им сначала для учёбы, а затем для заработка остаётся что-то нерушимое, что продолжает по чуть-чуть, но постоянно радовать, то пони может смело сказать, что ему повезло найти своё место в жизни. Живопись, в прочем, не перестала быть увлечением. Иногда в свободное от работы время художники писали что-то для себя. Согласно уставу их фирмы, они должны были согласовывать продажу своих картин со студией, при этом четверть стоимости уходила на счёт «Клевера».
Офис состоял из довольно просторной мастерской, где одновременно могли трудиться все художники, и нескольких подсобных помещений, в которых хранился различный инвентарь. В соседнем от мастерской помещении находилось ателье, с которым «Клевер» делил общий вход в здание. Конечно, стрёкот швейных машинок за стеной иногда напрягал, но с этим можно было свыкнуться. По крайней мере, это не мастерская ключника или резчика по камню.
Пресайз Тач и Уайт Спектрум вошли в мастерскую. Шарпенд Леда с ними не было, он предпочитал работать дома, а в мастерской появлялся обычно, чтобы сдать выполненный заказ и взять новый; Тач закрывал на это глаза, так как заказы Лед выполнял в срок и клиенты были довольны. В мастерской уже трудились трое пони: Пейперкат, Карбон Блэк и Софт Браш, дымчато-синяя пегаска с гривой цвета ночного неба и небольшими кисточками на ушах, в родословной которой явно где-то были фестралы.
— Друзья, у меня хорошие новости, — с порога заявил Тач.
Уайт, который уже был в курсе, прошёл к своему месту и стал раскладывать карандаши. Остальные присутствующие с интересом посмотрели на него. Тач продолжил:
— Вчера я договорился с искусствоведом одной галереи. Через неделю он придёт сюда, чтобы оценить наши работы. Так что если у вас есть картины, которые вы бы хотели выставить и потенциально продать, это будет отличная возможность показать себя.
— И какие им нужны картины? — спросил Карбон Блэк; его голос был высоким, почти детским.
— Мне сказали, что они рассмотрят любые предложения. Хотя выставлены у них в основном портреты и разный импрессионизм.
Оранжевый пегас, большинство работ которого были абстрактными, вздохнул.
— А что это за галерея? — мягким голосом спросила Софт Браш.
— Это частная галерея на проспекте Гармонии. Они сотрудничают с молодыми художниками, и, как они говорят, их цель — это поддержка и раскрытие талантов среди молодых живописцев.
— А что насчёт денег? — последовал вопрос Пейперкат.
— Понравившиеся картины они готовы выставить бесплатно. Если их кто-то купит, то галерея как посредник возьмёт себе тридцать процентов, остальное нам. А если кто-то захочет выставить свою картину, даже если её отклонили, то цена вопроса будет обговариваться индивидуально.
— Тридцать процентов? — удивлённо спросил Карбон Блэк. — Не слишком много?
— Поверь, Блэк, не слишком, — ответил Тач. — Бывает, что галерея берёт себе половину.
— Но если галерея забирает треть, ещё четверть от оставшихся денег уходит на счёт нашей фирмы, то мы сами получаем только половину! — возмутился оранжевый пегас.
Тач посмотрел на него с раздражением.
— Блэк, тебя никто не заставляет с ними сотрудничать. Можешь искать покупателей сам, тогда не придётся платить галерее.
Пегас только фыркнул и вновь уткнулся в свою работу.
Вскоре в мастерской был уже почти полный состав художников. Тач подумал, что, наверно, стоило немного подождать и сделать объявление сейчас, а не пересказывать его для каждого, кто только входит в мастерскую, но ему не терпелось поделиться с друзьями новостью.
После обеда в мастерскую заглянула бежевая кобыла единорог средних лет с растрёпанной серо-розовой гривой и небольшими очками на носу. Это была Коттон Стринг, управляющая соседним ателье. Она осмотрелась и подошла сразу к Тачу.
— Миссис Стринг? — приветливо сказал художник, отрываясь от документов. — Могу вам чем-то помочь?
— Тач, — столь же приветливо протянула она низким контральто. — Я хочу обсудить с тобой деловой вопрос.
Единорог заинтересовано посмотрел на неё.
— Вы ведь здесь уже полгода работаете, — продолжила она. — Ну так почему, скажи, наш вход выглядит так скучно?
Художник откинулся на спинку стула. На его взгляд, их общий вход был не скучным, а аккуратным, его по обе стороны окружали две не очень большие вывески: слева старая, но не выцветшая и только слегка обветшалая вывеска ателье «Шик и шёлк», изображающая костюм-тройку, справа — новая вывеска студии, на которой кисть вырисовывала на холсте четырёхлистный клевер.
— Ну не знаю. На мой взгляд, хороший красивый вход, — ответил Тач.
— Дорогуша, его же можно разглядеть, только если подойти в упор, — Коттон Стринг сказала это со снисходительной интонацией, как будто объясняла очевидную вещь жеребёнку.
— И вы хотите что-то предложить?
— Ну разумеется, иначе я бы не пришла. Тач, дорогой, почему бы вам не нарисовать что-то более яркое и броское, чем эти рисуночки, которые висят там сейчас? Мы оба от этого только выиграем. К тому же, за свою часть я готова заплатить, как за обычный заказ.
Единорог тихо усмехнулся.
— И у вас есть какие-то идеи?
Коттон Стринг изложила ему свою задумку. По её замыслу, слева от входа на прохожих должна была жизнерадостно смотреть кобылка швея в полосатой рубашке и с жёлтой сантиметровой лентой на шее, копытцем приглашая войти, а справа же, зеркально копируя её позу, должен был находиться жеребец художник в синем фартуке, берете и с кистью в зубах. Представив эту картину, Тач рассмеялся.
— Что такое, дорогой? — не поняла Коттон Стринг. — Я что-то не так сказала?
— Нет-нет, всё в порядке, — смеясь, ответил Тач. — Просто я представил это, и, мне кажется, это будет выглядеть забавно.
— Ты думаешь, лучше придумать что-то другое?
— Нет, я этого не говорил. Идея вообще-то неплохая. Думаю, мы с этим сможем что-нибудь сделать.
Как Тач и обещал, неделю спустя студию «Клевер» навестил пони из галереи. Картины принесли почти все художники, искусствовед долго их разглядывал, задавал вопросы авторам, и, наконец, отобрал четыре работы для выставки, сказав, что в случае успешного сотрудничества количество выставляемых работ студии обязательно увеличится. Среди отобранных была и картина Пресайз Тача «Кантерлотское утро», изображающая Кантерлотский замок в ранний предрассветный час, когда на западе, по левую сторону замка, ещё ярко светят звёзды, а на востоке, по правую сторону, небо над горизонтом уже сияет оранжевым, предвещая первые солнечные лучи.
Сегодня был выходной. Тач встал позже обычного и, закончив с водными процедурами, стал готовить завтрак. Как правило, он обходился парой бутербродов, но сегодня единорог решил сварить овсянку. Когда молоко для неё закипело, на кухню заглянул только проснувшийся Уайт Спектрум.
— Доброе утро, — сказал он.
— Доброе.
— Ты тут кашу варишь? Можешь и на меня сварить?
— Хорошо.
Услышав согласие, Уайт отправился в ванную и через десять минут, когда каша была готова, вернулся на кухню.
— Что думаешь сегодня делать? — спросил он, дуя на ложку с овсянкой в телекинетическом поле.
— Думаю сходить в ту галерею посмотреть, как там наши картины, — ответил Тач.
— Пожалуй, я составлю тебе компанию. Ты не против?
— Без проблем.
Закончив с завтраком, единороги отправились на проспект Гармонии. Галерея занимала два нижних этажа многоэтажного здания. Для художников, чьи работы были выставлены, вход в галерею был свободным. По случаю выходного дня посетителей было довольно много. Все четыре картины висели рядом друг с другом в верхнем зале, и возле них хозяин галереи, светло-серый единорог, беседовал с двумя кобылами. Одну из них Тач узнал сразу, это была супруга хозяина, золотисто-белая земнопони. Вторая, белая единорожка с фиолетовой завитой гривой, казалась ему смутно знакомой, но где он мог её видеть, он не понимал.
Когда художники подошли ближе, они услышали разговор.
— Мы ищем таланты, а не мастеров, — говорил хозяин галереи белой единорожке. — Даже если работы художника не совсем аккуратны с точки зрения пропорций, теней, композиции и подобных вещей, он всё равно может попасть в нашу галерею. Мастерство приходит с опытом, талант же либо есть, либо нет. Его можно научиться имитировать, но не приобрести. Бездушные картины, пусть даже очень профессиональные, нас не интересуют.
— А что же тогда, по-вашему, такое талант, мистер Лайн? — спросила его собеседница.
Единорог задумался, затем ответил:
— Это хороший вопрос. Я бы сказал, что это некое особое чувство, которое подсказывает автору нужные мотивы, способные зацепить у зрителя струны души. Это сложно описать словами, талант нужно чувствовать, а не понимать.
— Что ж, тогда у эквестрийской живописи большое будущее, если у нас так много талантов, — ответила ему единорожка. — Ваша галерея, мистер Лайн, убедила меня в этом.
В этот момент мистер Лайн заметил подошедших Тача и Уайта.
— Добрый день, мистер Тач и… — поздоровался он и, посмотрев на Уайта, сказал уже ему: — простите, не знаю ваше имя.
— Уайт Спектрум, — представился белый единорог.
— Стрэйт Лайн, приятно познакомиться, — приветливо улыбнулся хозяин галереи и повернулся к единорожке. — Мисс Рэрити, позвольте представить вам наших новых партнёров. Пресайз Тач и Уайт Спектрум, выпускники Кантерлотской художественной академии и очень талантливые живописцы. Их работы мы с вами видели только что.
Имя единорожки также показалось Тачу знакомым. Она посмотрела на художников.
— Приятно познакомиться, — проговорила она. — Меня зовут Рэрити, мистер Лайн пригласил меня посетить его галерею.
— Взаимно, мисс Рэрити, — с приветливой улыбкой ответил Тач; Уайт только кивнул.
— Значит, это ваши картины? — спросила она, взглядом указывая на работы на стене.
— Да, — подтвердил Тач. — Наша студия теперь сотрудничает с галереей мистера Лайна, и мы надеемся, что это не последние наши работы, которые будут выставлены здесь.
— Должна сказать, я видела много картин известных художников, и в них нет и половины той жизни, которая чувствуется в ваших, — сказала Рэрити. — Возможно, я чего-то не понимаю в живописи, но все эти мифологические сюжеты о низвержении Дискорда и о Старсвирле Бородатом кажутся мне изжившими себя уже столетия назад.
— Это называется академизм, — сказал Уайт Спектрум. — В нашей академии на счёт него у всех профессоров какой-то особый пунктик, и нас от него уже, честно говоря, тошнит.
— Вот как? Значит, я не одна такая, кто не понимает этих картин?
— Мы стараемся не брать такие работы, — заявил мистер Лайн. — Только если это что-то выдающееся. Я считаю, что им место в художественных музеях и крупных государственных галереях, а не в местах вроде этого. При всём уважении к их авторам, я придерживаюсь мнения, что искусство не должно стагнировать.
— В защиту академической живописи скажу, что это не стагнация, а скорее, капсула времени, — сказал Тач. — Хотя я с вами согласен, мистер Лайн.
— Что вы имеете в виду под капсулой времени? — спросила Рэрити.
— Видите ли, если в двух словах, то академизм подразумевается как искусство с чёткими канонами и бессмертными сюжетами на все времена, которым можно будет наслаждаться хоть через тысячу лет, — пояснил Тач. — Эта идея неплохая сама по себе, но многим она зашоривает взгляд на искусство. У нас в академии есть пони, которые считают, что живописи не требуется ничего, кроме академического течения. Это именно то, что мистер Лайн имел в виду под стагнацией.
— Я, кажется, понимаю, — произнесла белая единорожка. — Одна моя знакомая рассказывала мне нечто подобное о классической музыке. Эта музыка красива и богата, и по ней учат во многих музыкальных школах, но музыка как вид искусства не ограничивается одной лишь классикой. Новые жанры музыки не всегда воспринимаются всерьёз именитыми музыковедами, но это естественная эволюция искусства, которую глупо отрицать.
— Да, пожалуй, — согласился Тач.
Рэрити подошла к картине Уайт Спектрума «Восход над морем». На ней аквамариновая единорожка с развевающейся на ветру синей гривой сидела на песчаном пляже и смотрела на солнце, поднимающееся над океаном. Светло-голубое небо было чистым, по насыщенно-синей воде шли мелкие волны. Картина практически излучала одновременно солнечное тепло, утреннюю свежесть и морскую соль. В единорожке на картине без труда можно было узнать Грин Уотер.
— Наверно, это покажется глупым, — заговорила Рэрити, — но эта картина напоминает мне один стрит-арт, который я видела вчера. Там принцессы так же смотрят на солнце.
Художники переглянулись, Тач едва слышно усмехнулся.
— Можно сказать, что я в какой-то мере вдохновлялся им, — с какой-то скрытой усмешкой ответил Уайт.
— Собственно, и тот стрит-арт появился не без нашей помощи, — добавил Тач.
Рэрити удивлённо посмотрела на них.
— Серьёзно? Его нарисовали вы? Я обязательно расскажу Твайлайт о том, что познакомилась с такими талантливыми художниками, когда вернусь в Понивилль.
Тут в голове у Тача что-то щёлкнуло, шестерёнки сцепились, пазл сложился. Он вспомнил, кто эта Рэрити такая. Это близкая подруга принцессы Твайлайт Спаркл, одна из носительниц Элементов гармонии и, кажется, известный во всей Эквестрии модельер. Вроде бы её лицо даже несколько раз украшало обложки каких-то популярных журналов. От осознания этого у художника подкосились колени, и он едва успел взять себя в копыта, прежде чем упасть. Она расскажет принцессе Твайлайт о нём. Несколько месяцев назад, на том параде, он и подумать не мог, что будет вот так общаться с близкой подругой этой далёкой принцессы. Да что там, он ещё час назад даже не подозревал, какое интересное знакомство готовит ему день.
— С вами всё в порядке, дорогуша? — обеспокоенно спросила Рэрити.
— Да, всё… в порядке, — всё ещё взволнованно ответил Тач. — Простите, вы имели в виду принцессу Твайлайт Спаркл?
Единорожка улыбнулась.
— Она рассказывала мне, какое сильное впечатление на неё произвело то граффити. Она была буквально в восторге. Так что, я думаю, нет ничего плохого в том, что я расскажу ей немного о тех пони, которые его создали.
— Конечно, эмм… просто я не ожидал такого, — сказал художник с неловким смешком.
Уайт Спектрум всё это время был самой невозмутимостью, и только лёгкая усмешка появилась на его лице, когда Тач сказал это. Видимо, он, в отличие от друга, всё понял, как только увидел единорожку. Будь на его месте Шарпенд Лед, и подколок Тачу было бы не избежать.
— Так где, говорите, находится ваша студия? — спросила Рэрити.